Ехавший впереди „Линкольн“ медленно пересек улицу Мэйн и въехал в негритянское гетто. Здесь уличных фонарей было еще меньше.
– Значит, ты не хочешь оставить меня в покое, Длинноствольный? – спросил Курц.
Индеец открыл рот, но вспомнил про угрозу и промолчал.
– Теперь тебе можно говорить, – сказал Курц. – Ты что-нибудь знаешь про подземный гараж?
– Подземный гараж? – переспросил Редхок.
Судя по интонации его дрожащего голоса, Длинноствольный не имел никакого отношения ко вчерашней перестрелке, понял Курц.
„Линкольн“ ехал вдоль рядов заброшенных магазинов, перемещаясь в наиболее темную часть старого негритянского квартала.
– Подъезжай к нему на три метра, переключись на нейтраль и нажми на тормоз, – велел Курц. – Сделаешь что-нибудь еще – убью.
Редхок собирался сделать что-нибудь еще. Достать нож. Но кружок дула, упершийся в его затылок, был более убедительным мотивом, чем жажда мести.
Из „Линкольна“ вышли три человека и пошли в сторону „Доджа“. Двое навели на Длинноствольного пистолеты и приказали ему выйти из машины. Обыскав его, они забрали огромный нож и заставили его лечь в багажник „Линкольна“. У багажника была отличная обивка, и стоны и мольбы Редхока затихли сразу же, как только опустилась крышка.
– Насколько я понимаю, это должно произойти завтра, ровно в десять утра на чертовой дороге к Эри, – сказал Колин, личный телохранитель Анджелины Фарино Феррера.
– Ага, – подтвердил Курц. – Тебе эта штука не пригодится? – спросил он, вертя в руках „Рюгер“ с оптическим прицелом.
– Издеваешься? – спросил Колин. – Он чуть ли не больше моего члена. Я люблю оружие поменьше, – добавил он, подняв руку с пистолетом калибра 0.32 дюйма.
Курц кивнул и бросил пистолет на водительское сиденье через окно, в котором не было стекла. Он не сомневался, что к трем часам ночи здесь не будет ни машины, ни пистолета.
– Миссис Феррера сказала, что я должен забрать какой-то конверт. – сказал Колин.
– Скажи ей, что я верну деньги к выходным.
Телохранитель многозначительно посмотрел на Курца, но потом просто пожал плечами.
– А почему в десять утра? – спросил он
– Что? – переспросил Курц. Его голова гудела.
– Почему ровно в десять утра? С этим индейцем, завтра?
– Нечто сентиментальное, – ответил Курц, вылезая из кузова „Доджа“ и направляясь к своему „Пинто“, припаркованному около заброшенной аптеки, в которой не было ни одного целого окна.
Когда после звонка Папаши Брюса он позвонил Анджелине на ее личный номер, она решила, что он ее разыгрывает.
