– Эй, хватит грустить, сестра! – игриво выкрикнула она и, выпрямившись, хлопнула в ладоши.– Расшевелим-ка дорогих гостей!
Менестрель пожала плечами. Ее пальцы искусно заскользили по струнам лютни, ввысь полилась музыка, громко, уверенно, почти дерзко. Пара, сидевшая недалеко от Дэмьена, обернулась на миг и тут же вернулась к разговору. Армеец и девушка-наемник на новые мотивы не отреагировали. Зато шумная мужская компания, до того не слишком жаловавшая музыкантов вниманием, пришла в восторг. Заразившись их энтузиазмом, а может, просто решив размяться, темноволосая певица хлопнула в ладоши, подхватила оранжевые юбки и пустилась в пляс.
Мужчины завопили, затопали ногами, засвистели, всячески поддерживая начинание. Женщина вертелась, то и дело выставляя из-под юбки изящную ступню упругой и стройной ноги, потом отпустила юбки и, вскинув руки над головой, закружилась по залу. Она была воплощением грации, ее движения, хоть и изумительно плавные, мелькали перед зрителями стремительным потоком ярких обрывков: черная прядь, мысок туфли, оранжевый водоворот юбок, мутный отблеск свечи на матовой поверхности браслета, изо– гнутая линия рассекающей воздух руки. Она кружилась и кружилась, все быстрее, быстрее, и, глядя на нее, безумно хотелось сорваться с места и, обхватив ее за талию, закружиться вместе с ней. В этом танце было что-то столь же странное и завораживающее, как и в песне, которую она пела минуту назад, но если песня была дождем, то танец – молнией; это была не осень, это был май, бурный и грозный май следующего голода, когда грозы повымывали семена из почвы и к нарушенной торговле прибавился неурожай. Это был проклятый год, год дождей. Для Дэмьена он тоже будет проклятым.
Но это – потом, а сейчас была песня-дождь и танец-гроза, и оба они преисполнили его таким восторгом, что он почувствовал себя почти счастливым. Он плеснул себе еще вина, невольно прихлопывая ладонью по колену в такт музыке и с улыбкой глядя, как один из шумных парней пляшет у стойки вместе с темноволосой женщиной в оранжевом платье, старше его лет на двадцать, как с восторгом хлопают им друзья танцора, подбадривая криками, как все посетители, даже неприступного вида вояка, смотрят на эту странную, но бесшабашно веселую пару и улыбаются.
«Уютное теплое место,– мелькнуло у Дэмьена, когда он осушил пятый стакан и со стуком поставил его на стол,– хорошее вино, симпатичная служанка, умелый менестрель и задорная танцовщица. И все? И больше ничего не надо?»
