– Ты, что ли, шалопутный? – опуская карабин, подслеповато прищурилась баба Настя, и тогда Женька вышел из-за машины, выхватил у нее из рук оружие:
– Охренела, старая?! Чуть не пришила, на фиг!
Марина тоже вышла из джипа и подошла ближе:
– Ну, вы даете, баба Настя! Такого даже я не придумала бы – с карабином!
– Ага, ты у меня только с «калашом» работаешь! – не удержался, чтобы не подколоть, Хохол. – Тоже мне, пацифистка! Ладно, чего отсвечиваем, идем в дом. Мы, бабуль, к тебе погостить, а то у Маринки нервы расшалились что-то, отдохнуть бы ей немного.
– Да я что – живите, хоть совсем переселяйтесь, – забормотала бабулька, запирая за ними дверь на засов. – Проходите в избу-то, не стойте в сенках.
Хохол обнял Марину, поднял ее голову за подбородок и поцеловал тайком от бабки:
– Вот видишь, какая семейка у меня – бабка и та за карабин хватается, чего удивляться, что я с малолетки по тюрьмам?
Она засмеялась, вспоминая комичную картину, прижалась к Женькиному плечу и прошептала:
– Люблю тебя…
Хохол поплыл…
Чуть позже, лежа уже в постели под теплым одеялом, она уютно устроилась в Хохловых ручищах, уткнулась лицом куда-то ему под мышку и счастливо проговорила, пряча набежавшие вдруг слезы:
– Женька, я так благодарна тебе, если бы ты только знал!
– Завтра с утра по хозяйству займусь, а потом на речку рванем, – пообещал он, накрывая одеялом ее обнажившееся плечо. – Правда, купаться уже нельзя, но мы просто съездим и посмотрим, хочешь? Да и ягода в лесу, ты ж ведь никогда не видела, как это бывает?
– Откуда?
– Ну вот, посмотришь, да и грибков поднимем на ужин. Прикинь, картошечка молодая с грибками да молоко свежее… это тебе не роллы твои, между прочим!
– Ты так рассказываешь вкусно, что я проголодалась, – тихо призналась Коваль, почувствовав, как засосало в желудке.
– Сейчас принесу что-нибудь.
Женька сходил в кухню и притащил кусок хлеба, совсем еще теплого, видимо, вечером печенного, и большую кружку молока. Марина сидела на кровати, по-турецки поджав ноги, обхватив кружку двумя руками, и пила так, словно ничего другого никогда и не пробовала. Управившись с хлебом за считаные минуты, она допила остатки молока и взглянула на Хохла – он улыбался.
– Ты чего?
– Ничего… – Он протянул руку, чтобы вытереть ее губы от следов молока, но потом передумал, наклонился и приник губами. – От тебя пахнет теперь, как от маленькой… Наелась?
– Да… – Она довольно погладила себя по животу и улеглась. – Вкусно было…
