Когда же мир обратился против нас, проклял Эдемус озеро, и воды его, измененные этим проклятием, изменили и нас. Гибельное прикосновение, что отвращает наших врагов, однако лишь малая часть замысла нашего бога. Обстоятельства отделили нас от мира, а намерение Эдемуса в том, чтобы увести нас еще дальше. Мы изменяемся, друзья мои. Тела наши иные, нежели у всех людей, то же можно сказать о наших душах. Мы не такие, какими были прежде, и не такие, как вы. С каждым поколением неизбежная эта непохожесть все набирает силу. Ксанетия, милая нежная Ксанетия, превосходит меня настолько, что я не в силах и постичь всю силу ее духа. В свое время, мнится мне, станет она равной самим богам, а то и превзойдет их.
— И тогда вы вытесните нас! — бросила Сефрения. — Так же, как тролли когда-то вытеснили древних людей, а люди сейчас вытесняют троллей, так вы, презренные дэльфы, станете нашими повелителями, оттеснив наших истинных богов, и загоните нас в бесплодные пустоши, а сами будете наслаждаться земными плодами. Именно так веками обращались с нами, стириками, эленийцы, и мы хорошо знаем, что это такое. Вам не так легко будет покорить нас, Кедон, и мы не станем поклоняться вам и пресмыкаться у ваших ног, точно побитые собаки.
— Как же можем мы вытеснить вас и захватить ваши земли, о Сефрения из Илары? Прикованы мы к озеру и не можем надолго покидать его воды. Да и покорность ваша была бы нам ни к чему, ибо нас уже не будет здесь. Мы уйдем к свету и сами станем светом. Моя Ксанетия, что некогда станет анарой, могла бы уже теперь слиться со светом, однако те из нас, что еще не достигли подобного совершенства, удерживают ее здесь. Когда мы умрем, ничто более не принудит ее оставаться здесь, и она поведет дэльфов к звездам, дабы обитать там вместе с Эдемусом, что задолго до нас ушел туда приготовить нам обиталище.
— Где вы станете богами, — презрительно фыркнула Сефрения.
— Слово сие бессмысленно, Сефрения из Илары, — тихо сказала Ксанетия. — Все мы, боги либо люди, стремимся к единой цели. Эдемус ушел прежде нас, а мы уйдем прежде тебя. С любовью будем ждать мы твоего прихода и простим тебе все зло, что ты причинила нам.
— Простите меня? — вспыхнула Сефрения. Сама того не замечая, она перешла на архаическое наречие стириков. — С презрением отвергаю я ваше снисходительное прощение! Никогда я не прощу вас, ниже вашего прощения не приму!
— Однако же примешь, Сефрения, — возразила сияющая женщина. — Ныне уже сердце, что бьется в твоей груди, полно сомнением. Два чувства терзают тебя, нежная Сефрения. О, я хорошо знаю тебя, и ведомо мне, что ненависть твоя, точно зимняя стужа, крадется впотьмах, таясь в затемненных уголках твоей души. Истинно говорю тебе, что стужа сия растает в солнечном тепле любящего твоего нрава — как оттаивает ныне, причиняя мне немалую боль, ненависть, что обитает в моей душе. Однако не обманись, о Сефрения из Илары, ибо я ненавижу стириков так же сильно, как ты ненавидишь дэльфов. Тысячелетия вражды не так-то легко преодолеть. Я ненавижу коварных стириков, однако не в силах ненавидеть тебя. Мне ведомо сердце твое, дорогая сестра, ибо оно так сходно с моим. Настанет час, когда мы обе отречемся от ребяческой этой ненависти и между нами воцарятся мир и согласие.
