…Тело мое по плечи опущено в прорубь. Кругом до самого горизонта лед. Я делаю отчаянные усилия, чтобы выбраться на льдину. Но чугунная тяжесть тянет меня за ноги вниз, тянет, тянет… Пальцы цепляются за льдину, разжимаются. Предсмертный крик и… я просыпаюсь. Мрак, шумят ветер и дождь.
…Тяжелая ступня слона стала мне на грудь. Конвульсивным движением сбрасываю с груди камень, отодвигаю фанеру… За оградой парка, в окнах верхних этажей, вспыхивают огоньки. Хотя еще темно, но я догадываюсь, что наступает утро. Париж просыпается… Огоньки обещают тепло. Я ползу к ним, как червь на луч солнца, ползу, потому что не могу встать на ноги. Выбравшись наружу, я цепляюсь скрюченными от холода пальцами за стену будки и с усилием подымаюсь. Передвигая ноги, как протезы, я добрался до ворот и, отодвинув засов, вышел на улицу. Бреду на огонек, который светится на углу. Там дешевая кофейня. Денег у меня нет, но я попрошу чашку горячей воды и разрешения погреться.
Толстый коротконогий человек в грязном синем комбинезоне и сером фартуке, сопя, возится у плиты. За столом, покрытым клеенкой, – ни души. Хозяин лениво повернул ко мне свое одутловатое, с тонкими усиками, заспанное лицо. Охваченный теплом, я грузно опускаюсь на скамью, торопливо и жадно вдыхаю жар плиты, запах дешевого кофе. Блаженно закрываю глаза. Вздрагиваю от грубого толчка. Хозяин со свирепым видом что-то бормочет, вероятно спрашивает, желаю ли я кофе? Я смущенно покачиваю головой и жестами выпрашиваю разрешения погреться, только погреться. Просить горячей воды у меня не хватает смелости. Лицо хозяина принимает брезгливое выражение, словно в комнату вошла бездомная собака. Он топает ногами и визгливо кричит, указывая на дверь. Но я решительно качаю головой: «Не уйду!»
Он пытается силой вытолкнуть меня за дверь, но, несмотря на слабость, я крепко цепляюсь ногами за скамью и руками за стол. Неизвестно, чем бы это кончилось, если бы в дверях не появилось новое лицо. Это была женщина средних лет, с посиневшим от холода лицом и усталыми, ненавидящими глазами. На плечах ее мокрая шаль. По всем признакам это уличная проститутка. Она что-то хрипло сказала хозяину и уселась за стол, навалившись на него грудью и опустив голову на руки. Хозяин, наливая ей чашку кофе, возмущенно лопотал, указывая на меня, но женщина не обращала на него никакого внимания. Подав ей чашку, хозяин решительно направился ко мне, но тут же отпрянул: я защелкал зубами. Меня всего трясло… Это была какая-то сумасшедшая пляска. Даже женщина, устало повернув голову, сонно уставилась на меня. Простуженно-хриплым голосом она что-то сказала хозяину. Тот замотал головой. Тогда женщина подвинула ко мне свою чашку кофе. Я взял, но рука неудержимо тряслась, зубы стучали и скрежетали по краю чашки, кофе расплескалось. Я виновато пытался извиниться: «Пардон! Мерси!..» – но вместо этих слов из дрожащих губ моих вырывались воющие, мычащие звуки. Раскрыв свой кошелек, напряженно морща лоб, женщина копалась в нем, что-то соображая. Потом, вынув монету, положила ее на стол. Хозяин, ворча, поставил возле; меня новую чашку кофе. Придвинувшись вплотную, женщина с помощью ложечки попробовала влить мне кофе, но зубы защелкали по ложечке, и кофе снова расплескалось. Тогда женщина, поднялась на ноги и всем телом навалилась на мои плечи. Она пыталась тяжестью своей парализовать, сдержать мою дрожь. Но дрожь не унималась. Тогда женщина, не обращая внимания ка протесты хозяина, усадила меня у самой плиты и снова поднесла мне подогретую на плите чашку недопитого кофе. Она села возле меня, насупившись и закутавшись в шаль. Она отказала себе в чашке кофе. Хозяин, демонстративно стуча, возился у плиты. Истома охватила мое тело. Я закрыл глаза, засыпая. Очнулся от криков и отчаянных толчков. Это хозяин, кряхтя и ругаясь, тащил меня к выходу. И снова улица…
