– А что за звери-то? – перепугалась Зина.
– А никто того знать не будет! – с торжеством прошептала Тамара Васильевна. – Потому как многие-то сатане поклоняются, а он обладает сильной магией. И все те люди, что телевизор день и ночь смотрят, под той магией ходят. А когда придет Антихрист – ни один не выдержит, кто телевизор-то смотрел. Если, скажем, ты баба и смотрела его, когда брюхатая ходила, какой же у тебя ребенок будет? Облученный! Куда ж он пойдет-то? Не знаешь? Антихристу, конечно, и пойдет. И вот она, скажем, баба та, к примеру, из собеса, посмотрела передачку, одну-другую-третью. Вроде б ничего, и тут же на работу побежала. А дальше уже лихоманка начинается, вредительство, пакости. Издевательство над старухами и всеми. А я даже подумала тогда в собесе – а не взять ли чернильницу или пресс-папье, да и запулить им в черепушку ту проклятую, что в окошке торчит? Неужто боль почувствует? Нет, увернется дьяволово отродье! Да если б мне сказал кто: «Тамара Васильевна, голуба, истреби ты их всех, тараканьим порошком посыпь, клопомором, дустом, освободи землю…» Я бы взялась. Мне ведь все равно помирать! Кто меня осудит за это?
Заведясь, Тамара Васильевна скоро вознеслась в такие выси, что сноха едва ли понимала, о чем вообще идет этот мудреный разговор.
То говорила бабка про землю Ханаанскую, то про шестикрылых серафимов, то про грех Адамов и искупление в день Страшного суда, иногда спотыкаясь в перечислении имен библейских патриархов и сивилл. Плутая среди стихов «Исхода» и «Псалтыри», Тамара Васильевна забралась в такие палестины, что Зине уже казалось, будто сама Тамара Васильевна переметнулась из времен Ветхого Завета…
Но как только свекровь поперхнулась, тут-то и успела вклиниться трезвевшая Зина в ее бытовой апокалипсис.
– Все-таки странный у тебя ребятенок, Тамара Васильевна. Ни письки, ни попки нет. Да и ушек нема… Где такие водятся? В каком лесу?
От нелегкого вопроса Зина сама помрачнела, призадумалась.
– Вот привязалась-то со своими пупками-ушами! – всплеснула руками Тамара Васильевна. – Нет пупка – вырастет. И женилка отрастет. Что ты меня всем этим по ушам бьешь? Говорят тебе – он же маленький. Главное, что живой. А это все вырастет. Только вот с пропиской, с пропиской решить, и тогда жизнь у него начнется уже законная, людская. Гражданином станет и получит свой метраж. А то привязалась… А у тебя, милка моя, сиськи что, в утробе матери выросли? Нет? И у него так же…
