Звездный табор, серебряный клинок | страница 112
Часто при этом и речь его становится нечленораздельной и непонятной для окружающих… Но, учитывая, что такое животное, как бомж, не может, подобно енотам, тиграм и лисам, припеваючи жить на природе, а в качестве кошки за мягкую шерстку никто его кормить и держать в доме не будет, то, отказываясь от своей социальной сущности, человек обрекает себя на неминуемую и довольно скорую физическую гибель от голода, холода, драк, болезней, отравления суррогатами алкоголя и многих других причин.
То есть бомжевание можно считать формой замедленного самоубийства. И ведь так, позволив себе деградировать, убить себя все-таки легче, чем более решительным образом — зарезавшись, повесившись, утопившись или что-нибудь в этом роде. Так чему же мы удивлялись? Я несколько раз слышал от людей, совершавших суицидные попытки, что до той минуты они были совершенно уверены в том, что уж кто-кто, а они-то никогда не покусятся на свою жизнь… Точно так же каждому из нас казалось, что уж ему-то не грозит опасность стать бомжем, что уж ему-то чувство собственного достоинства не позволит так опуститься… Однако «от сумы и от тюрьмы не зарекайся».
… Время от времени мы останавливались на той или иной заштатной планетке или искусственной космостанции для того, чтобы пополнить запасы провизии и подзаправиться горючим, а иногда нас и инспектировали — то таможенники, то жандармы. Последние — чтобы проверить документы и сличить номера корабля с картотекой угнанных. А ведь скутер был нами именно угнан и документов у нас, конечно же, не было. Но решение всех сложностей, пользуясь своим даром, брала на себя Аджуяр, и мы преспокойно двигались дальше.
Я же неизменно оставался в стороне от всех этих мероприятий. Лишь однажды с властями вынужден был непосредственно столкнуться и я, и событие это чуть было не закончилось весьма плачевно. Но обернулось внезапной радостью. Дело было так.
Аджуяр заболела. И на время мне пришлось оставить праздное времяпрепровождение и бесконечное участие в бредовых мнемофильмах. Старуху знобило, она не могла подняться, порой она впадала в забытье или бредила. Мне приходилось одновременно и ухаживать за ней, и следить за показаниями приборов в штурманской рубке. Если я чего-то не понимал, я консультировался в сложном вопросе с больной в минуты ее просветлений. Ни малейшей благодарности за мою заботу она не проявляла, а уж во время консультаций непременно перечисляла в мой адрес все синонимы слова «идиот». Как филолог, я отметил, что данный синонимический ряд весьма обширен.