Выбрав время, Лукашин поехал в Рогачи — проведать дом и поговорить в сельсовете о его продаже.
Еще издали он увидел, что из обеих труб дома вьется дымок. Похоже, что в доме кто-то поселился. Лукашин подошел ближе: за частоколом, во дворе, незнакомая женщина развешивала белье на веревке. Трое малых ребятишек, присев на корточки, строили из подтаявшего снега крепость, прокладывали кругом крепости ров. Лукашин остановился, посмотрел: во рву сразу скапливалась вода, снег был как мокрый сахар. Ребятишки перестали строить, смотрели на Лукашина. Женщина подошла и тоже смотрела боязливо. Она была городская, из образованных, это видно было по платью, хотя и поношенному.
— Вам что угодно? — спросила женщина.
— Да нет, ничего, — ответил Лукашин. — Так, мимо шел и зашел…
Ему хотелось посмотреть, что делается в доме, но неудобно было лезть без зова в квартиру к незнакомым людям. Он подождал, — может быть, женщина скажет: «Зайдите». Но она не сказала. В окне мелькнула какая-то старуха со сковородкой в руке и сердитым лицом. Лукашин вздохнул и сказал:
— Ну, до свиданья.
— До свиданья, — ответила женщина. Он повернулся и пошел, и женщина с недоумением глядела ему вслед…
Председатель сельсовета немного смутился, когда вошел Лукашин, но потом сказал храбро:
— Видишь, Семен Ефимыч, какое дело. Остались нам после реэвакуации две семьи — кормильцев потеряли, жилище потеряли, — куда девать? Войди в положение. Поселили пока что в твоем доме. Не взыщи за самоуправство. Когда велишь — переведем их куда-нибудь, хотя куда — ума не приложу. Из обстановки выделили им самое необходимое, остальные твои вещи заперты там в комнатушке, вот тебе ключ.
— Ладно, — сказал Лукашин, подумав. — Пускай живут. Ничего…
И поехал обратно на Кружилиху.
Наконец-то приехал Павел — и все ожило в доме Веденеевых! Просияло, помолодело лицо Никиты Трофимыча, забегала, заболтала, закричала от радости Марийка, захлопотала Мариамна, готовя большой пир. Жив-здоров вернулся Павел, а что нога с протезом — что поделаешь. Одет-обут, как все люди, ничего даже не заметно…
Павел почти не изменился, только немного пополнел и на висках появились большие зализы — начал лысеть.
— Старею, папа, старею! — сказал он.
— Ничего подобного, — сказал Никита Трофимыч. — Все Веденеевы рано лысеют, это у нас родовое. — Присмотревшись к сыну, старик увидел проседь в его волосах и огорчился: — А вот это уже не родовое. Это — война тебя выбелила.
— Кого она не выбелила! — сказал Павел.
