«Ничего, научатся… И привлекать к себе внимание, и удерживать, и силы в нем черпать, и… жилы рвать, чтобы подольше это свойство сохранять, несмотря на возраст. Ну, мадам Петуховская, держитесь! Если обычный женский бокс — зрелище, для людей понимающих, не только и не столько спортивное, то уж виртуальные бабьи поединки, и вообще — пиршество богов! Валяться вам, баронесса, в нокауте, уж я позабочусь!»
Мишка снова обернулся к «курсантам» и, с трудом сдерживая улыбку, заорал:
— Команды не слышали?! Слезай! Расседлывай!
Ратники Младшей стражи пососкакивали на землю и деятельно засуетились, время от времени бросая взгляды на угол, за которым скрылись мишкины сестры. Пока парни расседлывали коней и заводили их под навес, на крыльце нарисовался сам батюшка-воевода Корней Агеич. Выглядел он не совсем здоровым, хмурым и озабоченным, приняв рапорт Михайлы о прибытии первого десятка, велел всем отправляться в новое здание обедать, а внука позвал с собой в дом.
* * *
В горнице был накрыт обед на двоих. Мишка жадно припал к поднесенному Листвяной ковшу с квасом, а дед, дождавшись, пока внук утолит жажду, без всяких предисловий, огорошил:
— Убивать нас будут, Михайла.
— За Пимена?
Дед удивленно изогнул бровь — реакция внука, в который уже раз, оказалась нестандартной. Естественным было бы вскрикнуть: «Как убивать? Кто?» или что-нибудь в этом роде. Но Мишка, без всяких вскриков и других проявлений эмоций, просто спокойно спросил, вернее, даже, было бы сказать, осведомился. Дед, вроде бы, недовольно повел плечами, но комментировать поведение внука не стал, а ответил на конкретно заданный вопрос:
— И за него тоже… Но эта причина только для Пименова брата Семена — главная. У остальных — другое.
Мишка оглянулся на Листвяну. Та, и не думая уходить, стояла у двери, сложив руки под грудью. По всей видимости, дед доверял своей пассии полностью. Мишка свои соображения вслух высказывать не стал — деду виднее, задал следующий вопрос:
— Что другое, деда?
Дед повозил ложкой в миске со щами, вздохнул, отложил ложку в сторону. Было очень заметно, что старому сотнику тоскливо до невозможности. Мишка решил было, что деду не по нраву необходимость вести с четырнадцатилетним отроком разговор, как со взрослым, но потом пришла мысль о том, что в сотне намечается усобица — для сотника позор невыразимый. Дед, прежде всего, нуждался в моральной поддержке и оказать ее требовалось немедленно.
— Деда, твоей вины здесь нет! Все к тому и шло. Ты же сам говорил, что разборкой с Пименом дело не кончится. Смуту в зародыше надо каленым железом выжигать! Объясни только: с кем и когда разбираться придется?
