— А чего это, Лукаша, я твоего Тихона не вижу? — поинтересовался дед. — Званы были все десятники, где же твой племяш?
— Меньшого своего к Настене понес, пацан щами ногу обварил.
— Ладно, садитесь все.
«Внимание, сэр Майкл, сейчас будем наблюдать результаты „перестройки“. Так, по правую руку от деда занял почетное место „чиф мэйт“ Лука Спиридоныч, по левую — „либер фройнд“ Данила. Рядом с Данилой — Леха Рябой, рядом с Лукой — Игнат. На шкентеле — Анисим и Егор, появится Тихон, окажется там же».
— …за честность, разумность и воинскую доблесть жалую вас воеводскими боярами! — За размышлениями, Мишка пропустил начало дедовой речи, а уже, оказывается, началась раздача наград за верность и преданность. — С правами на земли, знамена и на передачу всего по наследству.
— Благодарствуем Корней Агеич!
Новоиспеченные бояре встали и низко поклонились, касаясь правой рукой пола. Данила глянул на деда глазами собаки, у которой прямо из пасти выхватили мозговую косточку, и потупился. Егор, на лице которого уже явственно налились синяки, остался неподвижным. Анисим тоскливо отвернулся и напоролся взглядом на самострелы, все еще направленные в сторону сидящих за столом. Увиденное, похоже, не понравилось ему очень сильно. Он даже собрался было что-то сказать, потом, видимо, передумал, еще сильнее ссутулился и уставился глазами в стол.
— А тебе, Данила, поручаю дело, доселе для нас необычное. Будешь обучать пешее ополчение. В начале зимы, после Большой охоты по первой пороше, соберешь всех годных для того мужиков и парней…
«Ну вот все и определилось, досточтимый сэр Майкл. Ратное еще ничего не знает, люди живут, как жили, а жизнь их уже изменилась. Его сиятельство граф Погорынской Корней Агеич вступил во владение феодом. Место старпома на корабле, отстранив Данилу, занял Лука. Он же — командир преторианцев. Тут же и его центурионы: Леха Рябой и Игнат. Элита сформирована. Данила же, в силу обнаружившейся второсортности, списан в пехоту. А Егору с Анисимом — замаливать грехи. Анисиму, между прочим, еще и десяток себе где-то набирать».
— … Пока они себе десятника вместо Пимена выберут (а я еще посмотрю: утвердить ли), — продолжал дед — ты Фома, умыкни-ка у них четырех человек. Их там пятнадцать… Кхе, уже четырнадцать, так что, не обеднеют, а у тебя полный десяток соберется.
— О-хо-хо, хо-хо, грехи наши тяжкие. — Донеслось из угла за спиной деда.
— Аристарх! — Корней обернулся на голос старосты. — Ты чего там затих в уголке, я про тебя чуть и не забыл!
