Отрок. Внук сотника | страница 93



— Хорошо тебя поп учит, и ты — молодец. Хорошо учишься.

— Что ж ты меня хвалишь? Это ж христианские книги.

— А что, Экклезиаст разве христианином был?

«Ой! Мамочки! Она Экклезиаста знает! Или у меня опять бред?»

— Ну так как? Был Экклезиаст христианином?

— Н-нет, тогда еще христианства не было.

— Тогда почему книги — христианские? Все — вранье, все — краденое! И все это нам сюда тащат, а от своего, родного отказываться велят, в грязь втаптывают! Огнем и мечом искореняют! Рабами делают, неважно, что рабами божьими. Рабы они есть — рабы. А мы — внуки божьи! Забыл, или вовсе не знал? Учат вас… рабами быть вас учат, а вы учитесь, да ума не прибавляется!

— Баба Нинея…

— Молчи! Про женщин он мне рассказал! Я-то все ждала, что ты другое вспомнишь: «И предал я сердце мое тому, чтоб исследовать и испытать мудростию все, что делается под небом: это тяжелое занятие дал Бог сынам человеческим, чтобы они упражнялись в нем». Упражнялись! Понял? За сколько веков, еще, Экклезиаст предупреждал: думайте своей головой. А вы долдоните по заученному, а толку-то…

— Баба Нинея, а у нас свои книги есть?

— Книги? Может и остались где-то. Были, немного, но были.

— Велесова книга?

— Не слыхала, может и была…

— А если написать? Ну, вот ты наговоришь, а я запишу.

— А попы сожгут.

— Но можно же тайно, чтоб попы не проведали.

— Можно, конечно… заболталась я с тобой, а дел-то… Лежи, поправляйся.

«Однако, сэр Майкл! Позвольте Вам заметить: это и называется фейсом об тейбл, да еще с оттягом. И на пацана не сошлешься, сами напоролись. Но кто же мог знать? Бабка язычница, ведунья-экстрасенс цитирует Ветхий Завет без запинки, да еще и экзамен любимому ученику отца Михаила устраивает. Блин, только и остается повторить за принцем Гамлетом:

Есть в мире тьма, Гораций, кой чего,
Что вашей философии не снилось

Эту бы Нинею, да к нам в девяностые годы, ставила бы общечеловеков в такие позы, что и в „Камасутре“ не найдешь. Только вот, что-то очень быстро она закруглилась, когда я про подпольную работу, да подрывную литературу намекнул…»

— Мисяня!

Возле постели обнаружилась девчушка лет семи-восьми, позади нее топтались два мальчишки, один, примерно, того же возраста, другой — совсем малыш.

— Здравствуй, красна девица, тебя как звать?

— Красава, а его Глеб, а его Неждан.

— Ну вот, а я, как раз наоборот — Ждан.

— Не-а, баба велела тебя Мисяней звать!

«Вот те на! Всех родовыми именами кличет, а меня христианским. С чего бы это?»

— Мисяня, расскажи сказку!