— Мама? Ты что, все слышала?
Мать, ничего не отвечая, молча обняла Мишку и прижала его к себе.
— Мама, не надо плакать, я как лучше хотел… Я что, что-нибудь неправильно…
— Все правильно, Мишаня, все правильно, ты — молодец, только… не мог отче Михаил такого сказать. Он монах, женщин не знает… Видать и правда он тебя думать научил, вот только: не рано ли?
— Но если я все правильно… почему же рано?
— Потому, что даже правильные дела не всегда делать надо.
Только спустя полгода Мишка понял смысл сказанного тогда матерью. Понял, когда увидел, как дядька Лавр нес ее на руках через двор — от саней к крыльцу. Понял, что никому он тогда ничем не помог, и что влез со своим дурацким самомнением туда, где ему делать было совершенно нечего. Влез, не подумав, что в очередной раз выходит за пределы роли пацана, играть которую он был обязан. Играть очень старательно и дисциплинированно именно потому, что жизнь — не игра.
Как простила его за это мать? Размышлять на эту тему было совершенно бесполезно. Ответ на такой вопрос знают только матери. И это совершенно никак не зависит от того, в каком веке они живут.
В чем же тогда разница между XII веком и ХХ? Пожалуй, только в одном: в ХХ веке Мишка не смог бы сослаться на священника, но мог бы сослаться на Интернет. Только вот — подействовало бы?
* * *
После произошедшего жизнь на пасеке, вроде бы, не изменилась, только в разговорах, после долгого «обета молчания», нет-нет, да и начали проскакивать темы, касающиеся оставленного села. О том, что огороды, наверно, совсем заглушили сорняки, о том, что скоро жатва и в поле, хочешь не хочешь, надо будет выходить. В конце концов, надо было что-то решать с жильем: то ли готовиться зимовать здесь, и тогда готовить избу к зиме, то ли возвращаться в село, но было непонятно: можно ли?
Мишка тоже ломал голову вместе со всеми, но придумать смог только способ получения достоверной информации из села.
— Мама! А собаки человеческими болезнями болеют?
— Не знаю, не слыхала о таком.
— Значит, если я Чифа в село пошлю, он не заразится, и заразу сюда не принесет?
— Кто ж его знает, а ты что задумал-то?
— Чиф Юльку хорошо знает, если я ему велю, он к ней побежит, а я ему на ошейник грамотку берестяную повешу. В грамотке напишу, что если с собакой зараза может передаться, то пусть Чифа привяжет и сюда не пускает, а если не передается, то пусть напишет: как дела в селе и можно ли нам возвращаться.
— Не знаю… батюшка, что скажешь? Может и правда пса послать?
