— Проводите меня к госпоже герцогине! Мажордом поднялся по овальной лестнице и направился по широкому коридору в Южное крыло, которое занимала герцогиня с тех пор, как овдовела.
Дверь открыла горничная, которая присела в глубоком реверансе. Герцог, снимая на ходу перчатки, прошел в комнату.
Герцогиня лежала в огромной кровати с балдахином. Она была столь хрупка, что казалась почти бестелесной на фоне кружевных подушек. Ее лицо было таким же белым, как горностаевое покрывало.
— Сынок!
Она протянула к нему руки, герцог взял их в свои и нежно поцеловал. Как и кардинала, его буквально шокировал вид матери, которая выглядела совсем иначе по сравнению с тем, когда он видел ее в последний раз. Казалось, что она вот-вот покинет свою бренную оболочку и отойдет в мир иной.
— Я выехал сразу, как только получил твое письмо, мама.
— Спасибо мой дорогой, — проговорила герцогиня. — Я молила Господа, чтобы ты успел., вовремя.
— Тебя осматривали доктора? Неужели даже лучшие врачи не в силах помочь?
— Они ничего не могут сделать, сынок, и не надо скорбеть обо мне. Я соединюсь с твоим отцом — об этом я мечтаю с тех пор, как он покинул меня.
Рука герцога непроизвольно сжала ее пальцы. Горничная вышла из комнаты, и они остались вдвоем.
— Прежде чем… я умру… Аристид… я хотела бы попросить. — об одном, — слабым голосом промолвила герцогиня, — только об одном…
— О чем, мама?
По выражению, появившемуся в его глазах, она поняла, что он догадывается, в чем будет заключаться просьба.
— Я не смогу… спокойно умереть, если не буду уверена… что наш род продлится.
Герцог с шумом втянул в себя воздух.
— Тебе пора жениться, сынок, — продолжала она. — Больше всего на свете мне хотелось бы подержать на руках… твоего сына.
— Но это невозможно, мама!
— Почему? — спросила герцогиня. Он ничего не ответил, и через некоторое время она прерывающимся голосом проговорила:
— О Аристид, в детстве ты был таким ласковым и добрым мальчиком, мы все тебя очень любили… и папа, и я. — Его пальцы опять напряглись. — Ты стал юношей, и мы так гордились тобой. Ты был талантлив, твоего отца очень радовало, что у тебя такая великолепная фигура. — Герцог стал проявлять нетерпение. — Но потом ты изменился. Наш сын, которого мы знали и любили, исчез. Много раз я благодарила Господа за то, что твой отец не видел произошедшей в тебе перемены.
— Ничего не поделаешь, мама, таков уж я есть. Что касается меня, то я вполне удовлетворен.
— Ты это говоришь серьезно? — спросила герцогиня.
