Но в Максиме, несмотря на усталость, пела радость победителя. В ответ на мамины слова он неосторожно сообщил:
– Это потому, что день такой был. – И посмотрел на маму радост– ными глазами.
Мама сухо поинтересовалась, что это был за день и где в течение этого дня Максим околачивался. Не на экскурсии же он был с утра до вечера.
– Почему с утра до вечера? – слегка обиделся Максим. – Сперва передача, потом…
– Максим! – строго сказала мама. А папа крякнул, отложил журнал и странным голосом спросил:
– Ты что же, станешь утверждать, что был на передаче?
– А где же я был? – изумился Максим. – Да вы что, сами разве не видели?
– Ну, знаешь ли… – сказал папа.– Это просто не по-мужски: так изворачиваться. Неужели ты будешь доказывать, что передача была, ес– ли ее не было?
Максим по очереди посмотрел на папу и маму. Они не шутили.
– Да вы что! – громко сказал Максим. – Вы просто прозевали передачу, а теперь говорите!
– Не смей грубить!– воскликнула мама.– Это выходит за всякие рамки! Мало того, что все сочиняешь, еще и голос повышать начал!
– Я? Сочиняю?– тихо спросил Максим.
Почему так подло устроен человеческий организм? Когда правда на твоей стороне и говорить надо гордо и спокойно, в горло набиваются колючие крошки, а в глазах начинает щипать и появляются скользкие капли…
– А кто сочиняет?– вкрадчиво спросил папа.– Может быть, мы?
– Вы просто перепутали программу.
– Ничего мы не перепутали. По местной программе были новости и концерт, только не твой, а хора имени Пятницкого. А по Московской – утренняя зарядка и "Человек и закон". Вот и все.
– Значит, телевизор сломался! Мама неприятно засмеялась:
– Это просто великолепно! Сломался и превратил ваш ансамбль в русский народный хор!
– Телевизор в полном порядке,– сказал папа. Он не поленился встать и торжественно щелкнул клавишей выключателя. – Полюбуйся.
Максим не стал любоваться. Он повернулся и прохромал на кухню. На кухне вкусно пахло горячим ужином. Но есть уже не хотелось. То, что случилось, погасило прежнюю радость и придавило Максима тройной тяжестью.
Во-первых, не было передачи!
Во-вторых, как он мог ляпнуть глупые слова про сломавшийся теле– визор?
В-третьих, почему они не верят? Разве он когда-нибудь обманывал? Если двойку получал, дневник не прятал; если виноват был, никогда не отпирался. Потому что многого на свете боялся Максим, но мамы с па– пой не боялся никогда. Конечно, случалось, что ругали его крепко, если было за что, а от мамы один раз даже перепало по затылку – за разбитый фарфоровый чайник (папа тогда сказал шепотом: "Эх ты, а еще педагог"). Но это же минутное дело. Потом все равно пожалеют и прос– тят.
