Он выслушал меня и скорее всего поверил. Конечно же я лгал. Ее семья может знала семью Кортина, а может и нет. Но я сказал так, чтобы избавить леди от неприятностей и спасти свою собственную шкуру.
Херраре мое заявление пришлось не по вкусу, имя Кортины связывало руки, а оставлять нас в покое не хотелось.
— Почему вы остановились именно здесь?
— Черт, — тотчас же отозвался я, — вы ведь лучше разбираетесь в скоте, чем я. Мы совершенно загнали этих быков, добираясь сюда. Другие ковбои тай и не появились, и нам пришлось трудно. Мы чуть не загнали своих лошадей. Нам нужен отдых.
Конечно, это было правдой, и моя речь звучала вполне убедительно.
— К вам в лагерь больше никто не приезжал, кроме сеньориты? — спросил он.
— Если кто и приезжал, то мы не видели. И очень надеемся, что кто-нибудь проедет мимо и продаст нам что-нибудь из продуктов. У нас мало жратвы.
Он задал еще несколько вопросов. Потом они ускакали, но у меня было подозрение, что Херрара оставит наблюдателей и не уедет далеко.
Мигеля несколько раз ударили по лицу плетью и один раз кнутовищем. Глаза его заплыли, щеки и нос распухли, из раны сочилась кровь.
Он умылся и посмотрел на меня.
— Будь осторожен, друг. Этот человек не забудет, что ты угрожал ему оружием и заставил отступить.
— До границы двадцать пять миль, — сказал я. — Сможем ли мы преодолеть такое расстояние за один перегон? Даже если потеряем часть скота?
— Если сопутствует удача, человек может сделать все, что угодно, — пожал плечами Мигель.
Поразмыслив, я пришел к выводу: если что-то должно произойти, то случится очень скоро. Завтрашней ночью или послезавтра мы погоним стадо к границе. И заберем золото с собой.
Но сейчас золото меня мало волновало. Я думал об отце. Мой отец, которого я не видел так долго, был где-то рядом, в темноте.
Но знает ли он, что я здесь?
Мигель разбудил меня через час после полуночи. Я поднялся, поежился от холода и сырости. Угли в костре пылали жарко, и кофейник уже кипел. Мой конь был оседлан и ждал меня. Джин спала, ее голова покоилась на седле.
— Тихо, черт побери, — сказал Мигель, — подозрительно тихо.
Он очень плохо выглядел. Лицо совсем раздулось, из открытой резаной раны сочилась кровь.
— Утром попробуем сделать рывок к границе. Ложись, поспи, — посоветовал я.
Сказать по правде, меня пугала роль первого лица в нашем маленьком отряде, которую и Джин, и Мигель с радостью уступили мне. Я никогда не участвовал в перестрелках. Ответственность за судьбу друзей давила мне на плечи, а сомнения в правильности решений грызли душу.
