— Можно ли говорить так с детьми?! — возмущались педагоги. Николай Львович отвечал:
— Они понимают. А у кого вместо мозга в голове куриные потроха, тому и понимать не нужно.
И действительно, ученики его понимали и гордились тем, что он так разговаривает с ними, и урок рисования был для многих самым любимым.
Вот этому чудаку сказал Павел о своих планах. Николай Львович выслушал его и сказал хладнокровно, как о самой обыкновенной вещи:
— Ну что ж. Кончишь школу — поедешь учиться в Академию художеств.
— Николай Львович, а как вы считаете, я смогу быть творцом? — спросил Павел волнуясь. Николай Львович кивнул и серьезно ответил:
— Сможешь.
Покраснев от радости, Павел сказал:
— Задайте мне какую-нибудь работу.
— Работу?
Николай Львович обвел глазами комнату, посмотрел в окно и спросил:
— Твой отец работает на Кружилихе?
— Да.
— А ты бывал на Кружилихе?
— Сколько раз!
— Ну вот и нарисуй мне Кружилиху.
Это было легкое задание. Павел съездил на Кружилиху, осмотрел ее с крыши дома, где жил Шестеркин, и зарисовал.
— Рисуй, рисуй! — кричал Шестеркин, стоя с ним на крыше. — Рисуй нашу маму Кружилиху!
Дома Павел разделал рисунок акварелью, добросовестно воспроизведя все трубы и дымы и для эффекта пустив на небо закатные краски. Кончив, побежал к Николаю Львовичу.
— Что ты нарисовал? — спросил пренебрежительно Николай Львович, глядя на рисунок.
У Павла похолодели уши. Он ответил еле слышно:
— Кружилиху. Вы сказали…
— Я сказал — Кружилиху. А ты нарисовал просто много труб.
— Это и есть трубы Кружилихи.
— Чепуха, — сказал Николай Львович. — А закат почему? Для красоты?
Он отбросил рисунок.
— На любой фотографии я могу увидеть лучшую Кружилиху — на закате, при луне, зимой и летом.
Павел взял свой рисунок, который теперь и ему показался отвратительным, и ушел посрамленный и несчастный. Как же ему написать Кружилиху, чтобы Николай Львович похвалил его?
Павел ходил на Кружилиху всю зиму. Шестеркин опасался за его здоровье: шутка ли, стоять часами на крыше на ледяном ветру! И в цехах бывал Павел, видел сотни машин и людей… молодых и старых, работавших на этих машинах. И он рисовал эти цеха, рисовал и рвал рисунки: это не была Кружилиха! Вот и станки стоят правильно, и люди похожи до портретного сходства, это и есть станки и люди Кружилихи, а Кружилихи на рисунке нет. Павел забывал об уроках, о еде, жил мучаясь и злясь. Кружилиха выматывала его, до мельчайших подробностей знакомые очертания труб и перспективы цехов снились ему, самое название от бесконечного повторения теряло свое значение, приобретало какой-то другой смысл. Кружилиха… Кружилиха… Похоже на женское имя. Как говорят: Степаниха, Карпиха, Чернышиха… Кружилиха…
