И только сейчас я сообразил, что вокруг воцарилась непривычная тишина. Я посмотрел на жителей деревни и окружавших их разбойников и злобно, как растревоженный после долгой зимней спячки медведь, оскалил зубы.
Но если деревенские застыли от изумления – таким они меня еще не видели, – то разбойники остолбенели по иной причине. Они мгновенно сообразили, что двое их товарищей мертвы, но только не могли понять, как все это произошло.
Наверное, гуркхи – по крайней мере некоторые – видели момент удара кинжалом, но как он оказался в груди товарища – это было выше их понимания.
Впрочем, столбняк был недолгим. Завыв на разные голоса, они стаей бросились ко мне, на бегу вытаскивая кто саблю, кто нож, а кое-кто размахивая увесистой боевой дубинкой, окованной стальными шипами.
У них было и огнестрельное оружие, несколько старинных винтовок с тяжелыми резными прикладами, однако жажда отправить меня в ад своими руками омрачила их разум.
Но предводитель разбойников не зря многие годы управлял своим буйным отребьем. Пожалуй, только он и остался достаточно уравновешенным и хладнокровным среди ревущей стаи гуркхов.
Его зычный голос перекрыл вопли подручных, и разбойники, приученные к беспрекословному повиновению сызмальства, остановили свой бег так резко, будто между мною и ними неожиданно выросла стена.
И лишь один, наиболее резвый, то ли не услышал в приступе ярости голос вожака, то ли не счел нужным выполнить приказ. Он подбежал ко мне и со свирепым торжеством на бородатой физиономии замахнулся старинным, изрядно источенным клинком, намереваясь располовинить меня до пояса.
Трижды дурак! Ему бы попристальней взглянуть мне в глаза, прежде чем махать своей железкой…
Я стремительно шагнул к нему навстречу, левой рукой придержал на замахе его правицу с саблей, а правой ударом "тигровой лапы" вырвал горло. Разбойник, будто во сне, сделал несколько медленных шажков вперед, как бы обходя меня, но я уже не смотрел на него.
Я глухо рассмеялся и швырнул кровоточащий кусок под ноги вожаку гуркхов.
Тишина снова упала на деревню, как молот, обернутый тряпьем, на голову болтуна. Разбойники, сами кровожадные и беспощадные звери, вскормленные сырым мясом и вспоенные кровью невинных и беспомощных жертв, были буквально сражены наповал увиденным.
Даже вожак, человек тертый и бывалый, казалось, проглотил палку – стоял вытаращив на меня глаза, будто перед ним вдруг выросло из-под земли привидение. Мы смотрели друг на друга не отрываясь, не мигая и даже не замечая капелек пота, которые, попадая на глазные яблоки, жгли их, как соляная кислота…
