— Она уж не очень юна? — тоном вопроса выговорил Стягин.
— Лет двадцать семь-восемь — не меньше.
— А-а, — протянул Стягин, и ему стало почему-то приятно, что Вере Ивановне под тридцать, при такой свежести, красивом, молодом лице и видном стане.
Ему захотелось даже успокоить доктора насчет того, как Вера Ивановна теперь питается у него. Он оставлял ее и обедать. Левонтий нашел старика-повара, ходившего к нему в богадельню, умеющего отлично готовить для больных; но Вера Ивановна получала полный обед.
— Да, редкая девушка! — выговорил доктор и погладил себя по крутому лбу.
В первый раз Стягину так легко было вести разговор с москвичом, испытывать на себе его добродушие и славянскую мягкость и сочувственно думать о женщине, которая так умело и приятно ходит за ним.
Как раз в эту минуту тихо отворилась дверь, и в комнату вошла Федюкова.
— А! Вера Ивановна! — шумно встретил ее доктор, встал и крепко потряс ее руку.
И Стягин протянул было ей свою, но она сказала ему:
— Я с холоду, Вадим Петрович.
— Откуда бог несет? Из дому? — спросил доктор.
— Нет, я ездила на Кузнецкий, а оттуда завернула на минуту к Лебедянцевым…
Лицо Веры Ивановны затуманилось. Стягин это тотчас же заметил:
— Почему он пропал? Глаз не кажет?
На этот возглас Стягина Федюкова, обращаясь больше к доктору, потише выговорила:
— У них опять большая беда…
— Что такое? — вскричал Стягин. — Отчего же он мне не даст знать?.. Вот чудак!..
— С Марьей Захаровной неладно? — уверенно спросил доктор.
— Да, Павел Степанович… припадки сильнее прежних, и так неожиданно.
— Кто же позван?
— Я не знаю, как его фамилия.
— Большая ирритация,[14] значит?
— Большая… Я послала сестру Соню к ним… При детях бонна такая неумелая. Дмитрий Семеныч не знает, как ему и разорваться.
— И мне ничего не дал знать! — вырвалось у Стягина, и он завозился на кушетке.
Ему стало досадно на приятеля за такую скрытность и как бы немного совестно перед Федюковой за то, что он ничего не знает про беду, случившуюся с Лебедянцевым.
— Вы не заедете ли, Павел Степанович? — тоном полувопроса выговорила Федюкова.
Стягин глядел на ее немного побледневшее лицо и на выражение больших глаз. Она сдерживала волнение. И вид ее душевного расстройства трогал его.
— Как же, как же, — зачастил доктор, — сейчас поеду. Если пригласили Коровина — она в хороших руках.
— Кажется, я не знаю наверное.
— Пожалуйста, доктор, — остановил его Стягин, — скажите Лебедянцеву, чтобы он дал мне знать, что у него, и завернул бы, когда можно будет.
