Большая же часть конвоиров заталкивала последних заключенных из партии прибывших в большой загон вроде овечьего размером с половину футбольного поля и обнесённого по периметру прочным забором из колючей проволоки на деревянных столбах.
Особенностью этого этапа оказалось изрядное количество женщин, которые должны были ждать пересылки. Я застал самый конец «сортировки»…Вертухаи‹$F Вертухаи — прозвище вооруженных охранников в лагерях.› заперли за пересыльными зеками ворота. На поле были натрушены неряшливые кучи недопрелого сена. На них присаживались, кто посильней, а остальные утаптывали себе местечко и пристраивались, полусидя-полулёжа прямо на снегу.
— Ну, чего зенки пялишь, шнырь болотный? — вдруг грубо окликнул меня из-за ограды какой-то мужик в серой унылой шапке с подвязанными на подбородке ушами. — Закурить нема?
Я молча покачал головой, и зек отвалил в сторону.
Опушка сосновой рощицы с молодым подлеском, который невольно маскировал меня, доходила почти до дальней стороны ограды. Между нею и «колючкой» оставалось несколько метров свободного пространства, так что мне всё было отчётливо видно. Мужиков, понятное дело, набилось заметно больше. Женщины же зечки, которым на их половине загона было довольно свободно, почему-то сгрудились именно у внутренней колючей проволоки, которая и разделяла два «отсека». Слышались короткие смешки, этакий шелестящий хохоток с женской половины, матерок и шуточки — с мужской…
— Эй, мужички! — раздался хрипловатый голос с непонятными мне игривыми вибрирующими интонациями. — А ну, кто побаловаться хочет?!
И вот… словно бы белые вспышки так и ударили меня по глазам!
Неподалёку от того места, где я застыл, колючая проволока, разделявшая мужскую и женскую половины закута, не то заметно провисла, не то специально была раздвинута чьими-то предусмотрительными руками. И вот между двумя рядками проволоки, ощетинившейся ржавыми колючками, с некоторым интервалом друг от дружки, шеренгой, выставились наружу голые бабьи зады! Своим потрясённым, но цепким мальчишеским взглядом я насчитал их десятка полтора, словно диковинных размеров репины, выложенные на прилавок в овощном ряду…
— Эй, зуёк! — окликнул меня то ли прокуренный, то ли простуженный, но определённо ласковый женский голос. — Перелезай к нам! Такому мальчику я как хошь дала бы…
Пронёсся недружный, необидный хохоток её товарок, которые ещё не начали заниматься своим «делом».
«Поморка… — пронеслось у меня в голове. — С Заонежья или с Терского берега. Там юнгашей зуйками кличут…»
