И только гораздо позднее я понял, что в моём реальном владении находился самый типичный гарем, который в действительности (только в мире иной морали!) является делом совершенно обыденным для правоверного мусульманина…
Тогда Надежда (забудем на время о славянском смысле её имени!), называйся она им с почтительным титулованием «ханум» или «байбиче», — вполне подходила бы на руководящую роль старшей жены…
Но всё же — каким-то необъяснимым тонким чутьём зверёнышей, включённых в природу, мы понимали, ощущали, чуяли, — что о наших вольных занятиях любовью не следует говорить никому.
Ни-ко-му!
Самое смешное заключалось в том, что Надежда была комсоргом класса, да и мы трое уже носили, так сказать, в карманах комсомольские билеты, ходили на соответствующие собрания и прорабатывали образ неуёмного революционного фанатика Павки Корчагина.
Подлинная же, предельно естественная наша жизнь, полнокровная и счастливая, — не хочу сказать — бездумная, — шла как бы поверх всего прочего. Не главного. Второстепенного. Ограничивающего нашу природную свободу. В том числе и мораль. Ведь что такое мораль? Это — всегда определённые рамки, в которые втискивают нашу свободу!
Но в свою очередь мораль — всего лишь функция времени и моды. В чём-то она повторяет быстро меняющуюся во времени моду то на широкие, то на узкие брюки или — то на длинные, то на короткие юбки!
ГРИМАСЫ НЕФОРМАЛЬНОГО ОБЩЕНИЯ
И это — сама Надежда, которая вопила, извиваясь на нашем «сеновале», та, которая, задыхаясь, кончала под собственные стоны «Да! Да!! Да!!!» — она же и предала меня?!
Она рассказала — и кому?! — нашей учительнице литературы, конечно, в порядке великой бабской тайны, что в её классе есть такой… ученик… мальчик, то есть, я, который — выражаясь современной терминологией — хорошо владеет методикой безопасного секса!
— Да знаешь… — при выяснении обстоятельств этого опасного события, так сказать — лицом к лицу и подыскивая наиболее весомые слова, запнулась Надежда, что было ей совершенно несвойственно, — мне её… как бы тебе попонятней втолковать… жалко стало, вот! Мы с ней из школы случайно… так вышло… вместе возвращались и стали разговаривать. Я её до дома проводила. Она комнатку снимает на Купеческой, сразу за прудом… ой, что это я? — на бывшей Купеческой, нынче-то Дзержинского. Она ведь молоденькая, девчонка совсем, хоть и училка! Она мне всё на жизнь жаловалась, что в школе, мол, одни старухи, откровенно даже и потолковать-то не с кем. А у нас ведь и вправду одни старушенции… да ещё полтора человека мужиков: однорукий физрук да одноногий завхоз… С ума сойдёшь! Ну, я и ляпнула ей в утешение, что у неё в классе есть клёвый мальчишка, который очень даже весёлый и по женскому… этому самому делу… очень даже всё соображает.
