Хотя в наших совместных играх она по-прежнему принимала активное участие…
Танюру и в постели не покидало чувство юмора. Посреди самых житейских наших занятий могла вдруг прозвучать её совершенно неожиданная лукавая просьба:
— Лёнчик, что-то я себя неважно чувствую… Поставь-ка мне свой «градусник»!
И как вы прекрасно понимаете, местечко для этого самого «градусника» предназначалось явно не под мышкой!
Она быстро становилась на край постели коленями, приподняв свой аппетитный задок и азартно помогала мне «измерять температуру»…
Когда же я нарочито мрачно говорил: «Нормальная!», она могла шлёпнуть меня по руке и повторить своё любимое присловье:
— Мне-то не надо, чтоб секун. ниже колена вырос, мне надоть, чтобы боек был!
На что однажды, намекая на её излюбленную позу, Надежда со смехом отчебучила:
— А для нашей Танюры всё масленица — только голой сракой и сверкает!
Сама же Надежда, в отличие от непритязательной Татьяны, любила держать меня рукой за воспрявшую плоть и, так сказать, самолично вводить её в свои жаждущие недра.
— Вот так… Ещё… ещё… — руководяще подстёгивала она. — Давай ещё! Медленнее… — и когда она с придыханиями, но молча начинала выписывать своим задом восьмерки, — я понимал, что она вот-вот достигнет желаемого…
Я уже говорил, что Надежда любила верховодить… Она сноровисто опрокидывала меня на спину и садилась на меня верхом. Я упирался ладонями в её грудь — и мы неслись вскачь!
Мы в те годы не знали модного ныне словечка «оргазм». Просто — ей было очень хорошо в конце дистанции, и всякий раз она взглядывала на меня с некоторым удивлением и благодарностью.
— Ух, натёр… — томно выдыхала она, облизывая припухшие губы словно сытая кошка — сливки, и ладонью смахивала капельки пота со лба, как росинки с листа подорожника…
Подхватив ночную рубашку или иную свою оснастку, она уходила в кухню, и оттуда слышалось звяканье гвоздя большого медного умывальника.
У Танюры прорезалась ещё одна способность: она оказалась непревзойдённым мастером… как бы это сказать… скоростной реанимации!
Иногда Надежда, если Танюра опережала её, всем своим видом словно бы намекала: «Теперь моя очередь!»
Тогда Татьяна после некоторой паузы начинала мять и поигрывать моим временно обессилевшим отростком. Она словно бы дразнила его: прижималась по очереди то одной, то другой грудью, перекладывала с одного соска на другой, оттягивала крайнюю плоть и поглаживала, даже тихонько покусывала нежную головку…
