Он вовремя и заслуженно получал чины и награды, отчего казалось, будто все у него складывается удачливо. Однако это — лишь внешняя, парадная канва его жизненного пути, который, по сути, был извилист и драматичен. Возможно, именно благополучная карьера заставила его острее ощутить трагическую раздвоенность человека, пришедшего через трудный опыт к нравственному выбору — долг перед царем или долг перед своим народом: с некоторых пор в его представлениях одно стало исключать другое.
Но так было не всегда. Долгое время Кундухов, получивший в Петербурге прекрасное образование, знакомый с новейшими политико-правовыми учениями, вдохновлялся идеей достижения гармонии между интересами коренного населения Северного Кавказа и России. Главная предпосылка к этому виделась ему в «модернизации» горских обществ, которую он в то же время считал целью-в-себе. Субъективно в его реформаторской «программе» не было и тени антироссийского сепаратизма. Он не мыслил для северокавказских народов иного способа войти в цивилизацию, кроме как через Россию, под ее благотворной и великодушной опекой. Вместе с тем в этой программе, как и в биографии Кундухова, был некий экзотический элемент. Дело в том, что Муса исповедовал ислам, и это существенно сказывалось на его мировоззрении вообще и на его представлениях о будущем горцев в частности.
Осетин по рождению он говорит об этом реже, чем о своей принадлежности к мусульманам. Порой создается впечатление, что, употребляя фразу «мой народ», Кундухов имел в виду более широкую общность, нежели осетины. В тональности его высказываний проглядывают признаки характерного для последователей ислама религиозно-космополитического самосознания. Он принимал концепцию европеизации в своеобразном варианте — с сохранением и поощрением мусульманской религии в качестве основы идейного, духовного и культурного единства народов Северного Кавказа. Одержимый прекраснодушными, идеалистическими планами, Кундухов не понимал, что такое единство, по природе вещей, неизбежно должно быть противопоставлено кому-то и чему-то. В данном случае совершенно очевидно — России и христианству.
По сути, Кундухов невольно ставил перед Россией абсурдную для нее задачу — в материальном плане цивилизовать Северный Кавказ на европейский лад, а в духовном — объединить его идеями ислама, чтобы в конце концов потерять этот важный регион, предварительно оплатив его независимое существование. То есть России предлагалось понести новые расходы по цивилизованному обустройству Кавказа и укреплению антирусской идеологии, тем самым подготовив условия для отделения его от Российской империи. Учитывая практическую невозможность сохранения реальной политической самостоятельности столь ценной в стратегическом смысле территории, нетрудно предположить, в чью сферу влияния попал бы Кавказ.
