Вселенский расконвой | страница 19



Закончив говорить, Ан кивнул, с улыбкой проводил взглядом Тота и обратил свое внимание на муркота, непросто переваривавшего заглоченное.

– Ну вот, хвостатый, и все. Финиш, финита, амба. Впрочем, спи еще, спи, у нас с тобой пока еще есть время.

Да, время еще было, и следующий час Ан провел со всей возможной приятностью: вмазался ханумаком, вдарил по тринопле, съел ломоть паюсной икры карпа Ре. Никогда еще ханумак не казался ему таким забористым, тринопля такой ядреной, а икра карпа Ре такой сочной, радующей нёбо. Затем Ан принял контрастный душ, надел парадное исподнее и облачился в супергенеральскую малиново-черную форму. Желтые лампасы, ультрамариновый кант, красные, на белом капюшоне, рога. Шик, блеск, красота, глаз не оторвать. Конечно, по идее, еще следовало бы сконцентрироваться и по максимуму, напоследок-то, пообщаться гормонально, однако было Ану что-то не до баб, вернее, было что-то конкретно хреновато. Да, рубь за сто, Алалу не соврал, и мерзкое его зелье уже проникало в мозг. Эх, вмазаться бы еще, лечь, вытянуться, закрыть глаза, однако какое там – надо идти на таран. Еще слава богу, что не с места в карьер, а медленно, торжественно и печально, через процедуру расставания, пускание слезы, выкатывание желваков и вибрации гортаней. Со всеми этими проявлениями истинной любви, несказанного уважения и тотальной благодарности. Да, умирать что-то не хочется никому…

– Ну что, зверюга, подъем. – Ан надел на питомца парадный, из кубаббары, ошейник, ласково похлопал по спине и, намотав на руку прочную, из кованого орихалка, цепь, направился к массивной, открывающейся вбок двери. К двери, которую он уже никогда больше не откроет. Никогда. М-да, над этим стоило подумать. Но только не сейчас, не в этой жизни, времени оставалось не так уж много. Алалу наверняка уже посматривает на экраны, раскатывает губу, томится в ожидании его, Ана. И будет очень нехорошо, если это его ожидание затянется. Так что, не мешкая, с энтузиазмом, сколько хватало сил шагал Ан с питомцем по дебрям звездолета – вниз, вниз, вниз, в трюм, на швартовочную палубу. Тускло мерцали аварийные огни, мягко пружинил пластик пола, дружно звенели, задавали нужный темп шпоры, цепочка, ордена, этакий веселенький, в темпе вальса, играемый заранее похоронный марш…

А вот на швартовочной площадке у бота Исимуда ничто не напоминало о смерти – там царили оптимизм, надежда и атмосфера трудового подвига. Массы с рвением грузили матбазу, Тот вел учет, Мочегон со всей свирепостью рычал, Красноглаз в силу привычки бдил. Какой-то бородатый амбалистый хербей спецкраской выводил по борту бота какие-то знаки. Хербей был упитанный, спецкраска светящейся, знаки корявые, напоминающие абракадабру. Рядом печалился угрюмый Исимуд, помешивал в ведерке и мрачно повторял: