- Я заметил, что в Рорне к рыцарям относятся враждебно.
- И есть за что. А всему виной Тирен. Он прибирает к рукам деньги и власть, прикрываясь маской борца за веру.
Таул встал.
- Нельзя осуждать человека на основании одних только слухов. Тирен был мне другом, когда я нуждался в друге больше всего.
Старик махнул рукой:
- Сядь, я не хотел тебя обидеть. Мне до рыцарей дела нет. Если ты хочешь по-прежнему следовать за ними, я не собираюсь становиться у тебя на дороге. Ты мечтатель и полагаешь, что главное в жизни - это добиться третьего кольца. Так вот, я знавал многих рыцарей и могу тебе сказать: третье кольцо - это не конец, а только начало. Что ты, собственно, собираешься делать, получив его? Совершать подвиги, которые тебя обессмертят?
Таул почувствовал, что краснеет. Так далеко он не загадывал, если не считать смутных мечтаний о славе. Будущее не для него. Настоящее единственное платежное средство, которое он может тратить без опаски.
- О чем, бишь, я говорил? - с обезоруживающей улыбкой спросил Старик.
- Ты говорил, что у тебя два предостережения, а я пока выслушал только одно.
- А, да. Второе состоит вот в чем: Ларн - предательский остров, будь осторожен, когда речь зайдет о цене. - Старик взял у Таула чашку с крапивным отваром. - Мотылек о тебе позаботится. К сожалению, они с Заморышем сейчас заняты. Тебя проводит Ноуд, мой слуга. Мотылек даст тебе знать, когда все будет готово.
На тихий зов Старика вошел мальчик и вывел Таула из комнаты, а Старик вернулся на свое место у огня.
Таул вновь проделал тот же путь с завязанными глазами, на сей раз без выхода на свежий воздух. Мальчик, приведя его в ту же каморку, достал с полки нож Таула и кривую саблю.
- Старик не хочет, чтобы тебя опять треснули по башке, - сказал он, отдавая оружие Таулу. Вновь завязав Таулу глаза, мальчик вывел его по ступеням наружу, провел еще немного и снял повязку. - Ну вот и все. В конце улицы повернешь налево и мигом окажешься в квартале шлюх. - И Ноуд исчез, юркнув в какой-то закоулок.
Таул, последовав его указаниям, вышел на знакомую улицу и в глубокой задумчивости вернулся к Меган.
Тавалиск ел сливы. Перед ним стояла полная миска спелых темно-пурпурных плодов. Он сдавил одну своими пухлыми розовыми губами, и сок брызнул на подбородок. Раздраженно утеревшись шелковой салфеткой, Тавалиск выплюнул косточку на пол.
Постучавшись, вошел Гамил с чашей в руках.
- Орехи, ваше преосвященство, - сказал он, ставя чашу на стол.
