Да, эйфорию мы тогда переживали, и эйфорию не без основания — что бы это дальше-то было без примирения между США и Россией? Возможна ли была бы наша перестройка, возможно ли было бы продолжать мир без нее?
Значительность события чувствовалась тогда и в большом, и в малом. Кроме того, в то время мы чувствовали несравненно большую уверенность в себе, в своем будущем, чем теперь, спустя семь лет, а это так много значило! Горбачев умеет создать атмосферу доверия. Мы дома этого так не чувствовали, за рубежом — очень.
Я присутствовал при его немноголюдных встречах в Кремле с Рейганом, с Тэтчер, с президентом Бразилии, с Шульцем, и это очень чувствовалось.
Но вот в Пекине — уже нет, там было слишком многолюдно и очень различны оказались манеры поведения договаривающихся сторон.
К тому же в Китае (1989 год) мы, советские советники, все сопровождение, были предоставлены самим себе, во встречах не участвовали, кроме массовых приемов, а вот общались между собой довольно тесно, и нам было интересно. В частности, многие часы мы провели с Валентином Распутиным.
В Китае я бывал и раньше, и насколько легко и просто было тогда с китайской интеллигенцией — с университетской профессурой: люди соцлагеря, мы с полуслова понимали друг друга, настолько непонятно тогда же было общение с «руководящими кадрами» — в 1956 году я встречался с Чжоу Эньлаем, Го Можо и Мао Дунем. (Об этих встречах, может быть, ниже.) Теперь мы жили в обширной резиденции за каменной стеной, мало с кем, собственно, даже ни с кем не общались извне. У нас (Распутин, Айтматов и я) было одно выступление на русском факультете университета, там я встретился с моим хорошим знакомым, профессором Е. (1956 год), он выглядел бодро и уверенно; с переводчиком моей книги Ли, который тоже стал профессором и навещал меня в «Новом мире», я тоже встречался.[4]
Резиденция — большой парк с прудами и множеством коттеджей (25–30 коттеджей разной степени шикарности), вроде был май, происходили события на площади Тяньаньмынь — не знаю, правильно ли мое написание, знаю, что в переводе это значит «Площадь Спокойствия». Огромная площадь — большего размера я, пожалуй, и не видел — была сплошь уставлена палатками, молодежь пела, танцевала, размахивала флагами, по улицам носились грузовики, переполненные людьми, опять-таки с флагами и лозунгами, они, если узнавали в нас «советских», горячо приветствовали. Это народное движение, безусловно, возникло под влиянием тех перемен, которые происходили у нас.
