Но — сходить надо.
Сходил. Поговорил. Спросил: к кому еще повыше мне надо сходить? К какому-такому секретарю ЦК, к какому члену? Ответ:
— Ни к кому не ходите. Бесполезно.
Другое дело — Солодин. Умный мужик, книжник. Начнет рассказывать о своей домашней библиотеке — заслушаешься. Я и заслушался. Сначала. Потом спросил:
— Ладно, я «Речь» сниму. А потом? Долго ли ждать? Лучших времен?
— По-моему, недолго.
Я вернулся в редакцию и позвонил Ефремову:
— Печатайте без.
В редакции люди недовольны: зачем Залыгин уступил? Они знали четко: нельзя уступать! А я не знал, кто выиграет, какие силы, — те, кто выступает против цензуры, или те, кто за нее? Вот какие мы все еще сильные, взяли и прекратили выпуск журнала! Выходил и не будет выходить. Я надеялся, что буду выходить, и выходить с Солженицыным. Позже мой друг, профессор Джеральд Миккельсон (Канзас), рассказывал:
— В США многие считали: в СССР предел гласности достигнут. Далее — партия ни на шаг не отступит.
Еще Джерри говорил:
— Залыгин напечатает не только Нобелевскую речь Солженицына, но и «Архипелаг». Если бы он на это не надеялся, он ушел бы с поста главного редактора. Зачем-то он этот пост принял?
Ну а дальше возникла неожиданность, без которой никак ведь и не могло обойтись, но я о ней не подумал: Солженицын возник.
Возник сам Солженицын. Как всегда неожиданно и решительно: ничего не печатать (после «Речи»), ни «Раковый корпус», ни «Круг первый», ничего, только «Архипелаг Гулаг».
Мы перезванивались, переписывались, я уговаривал А.И.:
— Будем действовать эволюционно: сперва «Корпус», затем «Круг», «Август», вот и дойдем до «Архипелага».
А.И.:
— Нет и нет! Ворота надо распахивать сразу и настежь! Распахнем — тогда мы хозяева положения, а станете действовать осторожно, исподволь — вас замотают. Одним словом: я даю разрешение на публикацию «Речи» и на «Архипелаг». И ни на что другое.
Думал я думал: а Солженицын-то прав. И стал я двигать «Архипелаг». Публикация «Речи», спустя короткое время, прошла как-то даже и незаметно не только для редакции, но и для общества. Никто не расценивал эту публикацию как событие, как победу, победой мог быть только «Архипелаг».
Беседовал с Солодиным. Он спрашивал:
— Вы сами-то «Архипелаг» читали?
— Нынче читал. И раньше читал. Одну ночь.
— В самиздате надо было читать. Вот тогда-то вы поняли бы, что это такое. Для партии и для советской власти. А сейчас уже не понимаете.
— Ну а какая может быть гласность без «Архипелага»? Неужели вы верите, что минуете «Архипелаг»?
