После беспокойного утра, проведенного в хождениях по делу завещания Руфуса Клейтона, совещания с поверенными Кэсс и визита к Сэрстону Смиту, Стив понял, что нельзя откладывать дело в долгий ящик. Адвокат Мелькиор взялся уладить его, но если ОН намерен обратиться в суд, то Стиву нужно немедленно поговорить с Джоном Элснером.
— Вы уверены, что Кассандру не заставят давать показания? — озабоченно спросил доктор.
— Не заставят, Джон. Если я хочу сохранить за Кэсс то, что принадлежит ей по праву, еще не значит, что я заставлю ее пройти через эту неприятную процедуру. Достаточно того, если это сделаете вы и Розарио.
— А вы, мой юный друг? — Теплые карие глаза доктора светились добротой. — Вы дадите показания, а?
— Во время войны я понял, что долг не всегда соответствует желанию. Я могу все уладить. Я должен.
Он встал и пожал Элснеру руку.
— Шолом, Джон. Увидимся в суде. Когда Стив выходил, доктор смотрел на уверенную походку мужа Кассандры и думал: «Вы тот человек, которому нужен мир, Стивен. Пусть Господь пошлет его вам с Кассандрой. Вы взялись за хорошее дело».
— Не знаю, смогу ли сделать то, о чем вы просите, сеньор Стив, — сказала Розарио, и ее шоколадные глаза стали почти черными от страха.
Стив обнял ее, успокаивая и себя, и ее.
— Это нелегко для любого из нас, но если ты это сделаешь, то поможешь Касс сохранить наследство.
Слушая его, она выпрямилась и разгладила шелковое платье — свое лучшее платье, которое она надевала лишь в особых случаях. Дача показаний в суде была самым важным событием после свадьбы Розарио Марии Долорес Сантьяго де Васкес тридцать пять лет назад.
Пока Стив уговаривал Розарио, Сэрстон Смит пытался проделать то же самое со своим клиентом Кларком Мэтьюзом. Неуклюжесть худого, нервного Молодого человека еще больше бросалась в глаза, когда он ходил взад-вперед по комнате.
— Как вы могли допустить, чтобы дело дошло до суда, Сэрстон? Что Лоринг надеется этим выиграть? Когда им не удалось произвести на свет мальчика, суд вынес в нашу пользу.
Смит погладил подбородок и осторожно произнес:
— Трехлетний срок истек, да. И мальчик умер.
— Но что мог рассказать суду доктор-иностранец или женщина-повариха, чтобы заставить его изменить свое решение?
Как обиженный ребенок Мэтьюз ударил кулаком по дубовому столу, вскрикнул от боли и разразился градом проклятий. Потерев костлявое запястье, он начал дуть на больное место.
«Молодой шут», — пробормотал Смит, заметив Байерза, надвигающегося на него с карандашом и блокнотом в руке.
