Все эти события были весьма характерны для придворной жизни…
Идя по саду, король заметил направляющегося ему навстречу молодого человека; по мере того как он вглядывался в высокую, статную фигуру, насмешливая улыбка сходила с его лица. Этот молодой человек, тоже, без сомнения, обладавший столь ценимым королем остроумием, был любим королем, как никто из придворных.
— О, Джемми! — воскликнул он. — Что-то ты рано вышел сегодня.
— Следую привычкам вашего величества, — ответил юноша.
Он подошел и без церемоний остановился около короля, а Карл обхватил его рукой за плечи.
— Я полагал, после вчерашней веселой пирушки ты будешь дольше нежиться в постели.
— Сомневаюсь, что моя попойка может идти в сравнение с пирушкой вашего величества.
— Я привык сочетать пирушки и ранний подъем, но эту привычку перенимают не многие из моих друзей.
— Я буду во всем подражать вам, отец.
— Будет лучше, если ты пойдешь своим путем, мой мальчик.
— Нет, люди любят вас. Поэтому я тоже буду любим.
Карл насторожился. Слова Иакова были не просто лестью. Иаков смотрел в будущее, когда настанет его черед носить корону: он представлял, как проезжает по столице, улыбается бурно приветствующим его людям, как останавливает взгляд на самых хорошеньких женщинах на балконах.
Карл с нежностью прижал к себе сына. Он сказал:
— Счастливчик Иаков, тебе никогда не придется быть постоянно в центре внимания, как мне. Ты сможешь наслаждаться радостями королевского дома, не ведая никаких утомительных обязанностей.
Иаков не ответил; он был еще слишком молод и не смог удержаться, чтобы не надуть недовольно губы.
— Ну, Джемми, — сказал Карл, — будь доволен своей судьбой. Она вполне благополучна, а ведь могла быть и совсем другой… Ты не понимаешь своего счастья. Не стремись к тому, чего тебе никогда не добиться, сын мой. На этом пути можно столкнуться с бедой… С бедой и трагедией. Ну, пора нам возвращаться во дворец. Мы пройдем через мой аптекарский огород. Хочу показать тебе, как выросли мои лекарственные травы.
Они шли рука об руку. Иаков сознавал, что король выказывает ему свое расположение. Карл знал, что он поглядывает в сторону дворца в надежде, что многие увидят, как он идет вот так с королем. Увы, думал Карл, он хочет идти под руку со мной из любви не ко мне, а к моей королевской власти. Он не думает о моей отцовской любви к нему, но хочет сказать: «Смотрите, как король любит меня! Разве я не его сын? Разве у него есть законный наследник? Родит ли когда-нибудь эта женщина с кроличьими зубами сына? Он так редко бывает с ней!.. Какое чувство может пробудить подобная женщина в таком мужчине, как мой отец? Посмотрите, как он разбрасывает свое семя среди окружающих его женщин. У него много детей, но ни одного ребенка от кроличьезубой, которого он мог бы назвать своим законным сыном и наследником престола. Я — его сын. Я сильный и крепкий, и он меня очень любит. Он признает меня своим сыном, он пожаловал мне титулы барона Тиндейла, графа Донкастера и герцога Монмута. Я по положению старше всех герцогов, за исключением герцогов королевской крови. Я имею право на королевский герб — увы, с этой злополучной косой полосой, и все же это показывает, как приятно королю почтить меня титулом. Почему бы ему не сделать меня своим законным наследником, если ясно, что эта португалка никогда ему не родит?»
