Вечером за обедом я сказала Бабуле М.
— Сегодня на кладбище я нашла могилу, которой прежде не видела…
Бабулю это не слишком заинтересовало.
Я посмотрела на Филипа.
— Это была девушка с моим именем, вернее, настолько похожим, что почти никакой разницы.
— О, — отозвался Филип, — а я-то думал, ты у нас единственная Эннэлис.
— Эту девушку звали Энн Элис. Кто она была, Бабуля?
— Энн — имя, очень часто использовавшееся в семье. Элис — тоже.
— Почему меня назвали Энн Элис?
— Это я выбрала такое имя, — заявила Бабуля М таким тоном, словно это был самый лучший выбор, и тем самым не о чем больше говорить. — Из-за того, что в семье было так много Энн и Элис Я подумала, что каждое имя само по себе несколько ординарно, но ты ведь — Мэллори, вот я и объединила оба, и получилось нечто необычное, вы должны это признать.
— Как я и сказал, — вставил Филип, — одно-единственное.
— Эта могила заброшена.
— С могилами так бывает после того, как проходит много времени со смерти их обитателя.
— Ее похоронили почти сто лет назад.
— Это слишком долгий срок, чтобы тебя помнили, — объявил мой брат.
— У меня было странное чувство… Обнаружить имя под сорняками… причем почти мое собственное… И оно смотрит на меня.
— Надо мне пойти туда поискать Филипа, — заметил Филип.
— Там есть и Филипы, даже несколько.
— Я знаю, что у тебя есть нездоровое пристрастие — читать надписи на надгробиях, — сказал мой брат.
— Мне нравится думать о них — обо всех Мэллори… О людях, живших в этом доме до нас… Людях, связанных с нами — в каком-то смысле… О наших предках.
— Хорошо, что у тебя такие сильные семейные чувства, — сухо заметила Бабуля, тем самым заканчивая разговор на эту тему.
Однако я не могла выбросить Энн Элис Мэллори из головы. Наверное, потому что она была почти моего возраста, когда умерла, и носила имя почти такое же, как я.
В следующий раз я отправилась на кладбище, чтобы очистить могилу от сорняков, и попросила садовника дать мне куст, чтобы посадить там. Садовник почесал в голове и заявил, что сейчас не время сажать. Однако дал мне розовый куст, а я сказала, что хочу еще и розмарин.
— Он ни в жизнь не приживется, — угрюмо пробурчал садовник.
Не приживется, так посажу другой, сказала я себе. Я посадила кусты и отчистила плиту. Могила теперь выглядела совсем по-другому, так, словно кому-то Энн Элис Мэллори была небезразлична.
Я часто думала о ней. Наверное, она родилась в поместье, несомненно, прожила здесь восемнадцать лет.
