В самом деле.
- Только несколько первых раз, - ответил я. - С каждой ночью мы, совсем как и с тобой, продвигались чуть дальше. Оказывается, она боялась, что я не захочу ее, когда узнаю, что она была Горгоной и ее изнасиловал Посейдон, от которого она и родила Пегаса.
- Я разве что-то сказала?
- Но я честно ей признался, что все это меня не ничуть не волнует. Суть дела была в том - иначе от первого лица это не скажешь, - что Медуза в самом деле меня любила, впервые столкнувшись с этим чувством, и я осознал, что в последний раз меня в стародавние дни любила Андромеда. К тому же мы с ней оказались родственными душами и так восхитительно беседовали…
- Хватит ходить вокруг да около, - сказала Каликса. - Любил ты ее или нет?
Я ответил, прости меня, меня осаждали сомнения касательно нас обоих.
- Как я мог быть уверен, что скрывается за ее покровом? - ответил я. - И не притягивало ли меня к ней в первую очередь самое заурядное облегчение после всех моих треволнений, а то и просто-напросто тщеславие быть любимым?
- На самом деле, - сказала Каликса, - ты всего-то и хотел получить назад свои двадцать лет и Андромеду. Не пора ли перейти к спасительной оговорке?
Меня поразила ее проницательность.
- К ней мы и перешли на пятую ночь. Нам наконец все удалось как следует, она чуть-чуть научилась давать себе волю и даже ощутила первые всплески оргазма; было ясно, что очень и очень скоро все у нас образуется, достаточно было просто продолжать все как есть; пока мы отдыхали, прильнув друг к другу, я объявил, что люблю ее, и спросил, каково было последнее условие Афины, ибо я сгорал от желания увидеть лицо, говорившее таким нежным голосом и венчавшее столь прелестную шейку, прости меня.
Прости меня.
- Наконец я выпытал и это: если человек, который сбросит с нее завесу и на которого она обратит свою однозарядную милость, окажется ее истинным возлюбленным, оба они избавятся от времени, как звезды, и пребудут вместе навечно. Но так как она раньше не знала, что является Горгоной, и не могла теперь на себя посмотреть, при всем, что нам с нею было известно. Медуза, не исключено, по-прежнему оставалась Горгоной, а проведенная Афиной реставрация, может статься, - не более чем грязный трюк. Короче, тот, кто снимет с нее покров и поцелует ее, должен делать это с открытыми глазами, рискуя, что на веки вечные окаменеет в Горгоньих объятиях. "Я готова пойти на это, Персей, - сказала она мне в конце, - но тебе лучше еще разок все обдумать".
