То, что я собиралась сделать, — было отчаянной смелостью с моей стороны. Бек-Мешедзе, мой второй дед, раз и навсегда высказал нежелание когда-либо видеть потомство своего сына. Следовательно, и меня — свою внучку. Правда, с тех пор минуло более пятнадцати лет, но слово горца священно, как закон корана, он не изменит ему никогда. И все же я решилась ехать в дом наиба, чтобы повидать старшую тетку Лейлу-Фатьму и погадать у нее, рискуя навлечь на себя оскорбления и унижения всей семьи. Быстро спускалась я с кручи, то и дело погоняя и горяча Алмаза.
Вот и поместье наиба — большая сакля, сложенная из камня, с плоской кровлей и галерейкой вокруг нее, одиноко стоящая в горной котловине среди обширного пастбища, где гуляли стреноженные на ночь лошади табуна и блеяли овцы, тоже выпущенные к ночи на свободу.
Я дала шпоры коню и вмиг очутилась подле наибовой сакли.
— Во имя Аллаха, могу я войти?.. — несмело прозвучал мой, против воли дрогнувший голос.
Отчаянной храбрости, как оказалось, хватило ненадолго. Ноги подгибались, когда я соскочила с коня.
Два нукера выбежали из сакли и приняли моего коня.
— Селям-алейкюм! — постаралась я произнести твердо и смело.
И в ту же минуту белая фигурка, укутанная в чадру, появилась предо мной.
— Алейкюм-селям! — произнес хорошо знакомый мне голосок Гуль-Гуль. — Господина нет дома, он уехал с матерью в соседний аул и не вернется до ночи. Мы одни с сестрой… Обычай гостеприимства велит нам принять тебя, путник. С именем Аллаха и чистыми помыслами, входи в нашу саклю.
Гуль-Гуль низко опустила свою хорошенькую головку, полускрытую прозрачной чадрой. Я успела заметить, однако, как лукаво блеснули в лунном свете ее черные глазки.
Мне ничего другого не оставалось, кроме как принять приглашение и войти.
— Нина-джан, — произнесла чуть слышным шепотом плутовка, переступая порог, — тебя узнала Гуль-Гуль!
— Молчи, Гуль-Гуль, или ты погубишь все дело! — тем же шепотом отвечала я.
Она умолкла, испуганная моим замечанием, и мы вошли в саклю.
В первой горнице — кунацкой, — было совершенно темно, даже на близком расстоянии нельзя было различить предметов. Небольшое окошко с разноцветными стеклами скрывал ковер, и лунные лучи не могли пробиться в саклю. Зато в соседней комнате виднелся свет, проникавший в кунацкую из-под толстого персидского ковра, служившего дверью.
— Сестра там. Гуль-Гуль проведет тебя к ней. Не бойся, — успела шепнуть моя спутница и быстро отогнула край ковра.
