Становилось очевидно, что события развиваются нештатно. Ведь вначале должны были грузить раненых. Но раненых видно не было. Солдаты бросились к самолету. Сделалась невообразимая суматоха, давка, обычная «гражданская» давка. Ни Бадри, ни обещанного майора, а посадка шла уже полным ходом, я бы даже сказал, спешным порядком, сильно напоминавшим абордаж. Мне стало ясно, что, если я не вклинюсь в этот солдатский поток, то минут через пять в самолет уже не сядешь — просто потому, что он будет набит битком. Нашпигован. Закупорен…
В гражданской одежде, со славянским лицом, не зная ни слова по-грузински… А! была не была!
Я попрощался мысленно со старушками, подхватил багаж и двинулся по бетонке. Уже возле самолета я увидел Юру, с которым когда-то работал в СФТИ. Он был в камуфляже: тогда многие так ходили по городу, так было безопаснее. По глазам его я понял: и он тоже… Я всучил Юре швейную машинку, прямо на картонной коробке написал телефон в Тбилиси и адрес: Плеханова, 50, — и попросил занести ее в самолет.
Юра опешил, но грузинская деликатность сработала — она еще срабатывала, война поглощала окружающий мир по частям, по кусочкам… Он стал подниматься по трапу, я взвалил свой огромный короб на голову и пошел за ним.
Вначале на меня глядели с явным удивлением: русский, в «гражданке» — и с трофеями! Потом им стало ясно, что я просто рву когти, и, не успел я подняться на вторую ступеньку, как получил прикладом в бок. Я что-то бормотал, по-русски, конечно, и пробовал подняться выше — и получил удар сапогом по ногам, а над моей головой взвился приклад АКМ. До боли родное «Куда прешь?!» — сопровождало этот жест. Обдумать времени не было. Видимо, некая шальная извилина, обычно затертая более уравновешенными товарками, опередив их всех, отыграла свою звездную реплику:
— Вот, я с ним! Это его вещи!
Солдат повернул голову в сторону, куда метнулся мой взгляд, в это время, слыша неладное, обернулся и Юра…
— Вот с ним я! С ним! Его вещи!
Автомат опустился медленно и ткнул меня в ребра.
— Тогда какого черта загородил дорогу?! Проходи!
И приклад подтолкнул меня вверх по трапу…
Вот так. Меня пропустили тогда, приняв за носильщика.
Бадри вошел в квартиру как-то бочком. Он был ранен, левая рука по локоть перебинтована, повязка за шею. Это придавало его явлению налет заигранной театральной классики: бинты, хмурое усталое лицо, в помещении чехарда спугнутых войной вещей, хозяева-обыватели с охами-ахами…
