— Некоторые женщины, дорогая, предпочитают не просто общение с другими женщинами, но и физическую близость.
Элин сидела очень тихо, вероятно, до нее наконец начал доходить смысл того, о чем они толковали. Щеки ее, прежде только чуть зарозовевшие, теперь залила яркая краска.
— Ты хочешь сказать, они…
Тони кивнул. Разговор начал его забавлять.
— Вот именно, — подтвердил он.
— Но как… нет, не отвечай пожалуйста, — взмолилась Элин.
Тони чувствовал, как его рот расползается в улыбке, но надеялся, что в слабо освещенной карете Элин этого не заметит.
— Я все равно не смог бы тебе объяснить, — ответил он, — так как скорее всего, тебе ничего не известно и о том, что происходит между мужчиной и женщиной. Обычно, английские девушки из хороших семей этого не знают.
— А я знаю, — к его удивлению заявила Элин, — мне рассказывала Жизлен.
Тони решил не тратить времени и не выяснять, откуда это известно Жилли.
— Однако странные разговоры ты ведешь со своей кухаркой, — заметил он.
— Мы с Жилли друг другу доверяем. Ты прав, обычно английские девушки не знают, что происходит между мужчиной и женщиной, когда они любят друг друга, а я хотела понять и спросила у Жилли.
— Ты могла спросить у меня.
Подняв голову, Элин посмотрела на него с таким изумлением, что ее лицо даже снова побледнело. Но прежде чем она успела заговорить, мисс Биннерстоун, выбрав самый неподходящий момент, все-таки проснулась.
— Боже мой, — произнесла она, поправляя съехавшие на бок парик и чепец, — похоже, я задремала и пропустила что-то очень интересное.
Всегда спокойному и благодушному Тони захотелось ее придушить, но он вместо этого откинулся на сиденье, и, сонно прикрыв глаза, ответил:
— Ровным счетом ничего, мисс Биннерстоун. Мы с леди Элин беседовали о погоде.
Мисс Биннерстоун обладала целым рядом несомненных достоинств, к числу которых, увы, не относились деликатность и неразговорчивость. Она принялась без умолку болтать о весенней сырости и плохих дорогах, и теперь уже Тони оставалось только заснуть. Он больше не мог смотреть на Элин. Иначе, к всеобщему замешательству, он бы наклонился и поцеловал ее прямо в приоткрывшиеся от удивления губы.
Жизлен казалось, что она вот-вот потеряет сознание, когда Николас Блэкторн нес ее вниз по длинной скрипучей лестнице Энсли-Холла. Она недооценила его силы. После их яростной схватки, он без труда подхватил ее на руки и вынес к карете. Он был прав, — сопротивляться было бессмысленно. Никто из здешних обитателей не пришел бы ей на помощь, даже зная, что ее увозят вопреки ее желанию. Она притихла. Они уже были на улице. Холодный дождь густо сеял в предутренней мгле, а шелковая накидка плохо защищала от непогоды. Она боялась задрожать у него в руках и не шелохнулась, пока он не бросил ее в дальний угол кареты, шлепнувшись на сиденье напротив. Капюшон, спускаясь ей на глаза, мешал видеть, и она была этому рада. В Энсли-Холле она обрела покой, на который давно не рассчитывала, и сейчас отчетливо понимала, что едва ли вернется сюда снова. Так что даже лучше, что она не видит, как дом исчезает за горизонтом, не то, не дай Бог, она бы еще расчувствовалась. Излишняя сентиментальность и так привела ее к тому незавидному состоянию, в котором она сейчас оказалась. Если бы она не раздумывала, а схватила нож для разделки мяса, и воткнула его в Блэкторна, то успела бы удрать, пока никто не обнаружил его тела. Кроме того, ее подвел Уголек. Последний раз у нее была собака, когда ей было пятнадцать, и с тех пор она ни разу не позволяла себе привязаться ни к одной живой твари. Но когда Элин подарила ей крохотного черного щенка, она не смогла отказаться. Все вышло из-за щенка. Если бы она смогла как ни в чем не бывало смотреть, как Уголек слизывает яд, Николас точно был бы сейчас на том свете. Не позволять сердцу смягчаться, даже на миг, — этот урок она усвоила твердо, — иначе даже самое невинное создание может стать причиной твоего поражения.
