— Что, из-за девчонки не спишь? — Брыкин понял, что надо устанавливать контакт.
— Как все, — солидно сказал рахит.
— Ну, ты даешь, — притворно восхитился Брыкин и посмотрел на Маму. Мама закусила губу.
— Кстати, о сне, — произнес рахит. — Не знаю, как вы, а я не привык спать один. Мне как-то было неловко сразу настаивать на том, чтобы ты спала со мной, как это делает моя мама, но что делать, — рахит сокрушенно развел ручонками, — никак не могу уснуть. Я надеюсь, мои слова не будут истолкованы превратно, — добавил он после возникшей паузы.
— Старик, ты уже большой, — безнадежно сказал Брыкин.
— Ну что вы, дядя Брыкин, я не столь велик, как вам кажется… А можно я позвоню вам как-нибудь на досуге? — неожиданно сказал рахит.
— О чем разговор, — обрадовался Брыкин, суетливо доставая визитную карточку.
Рахит принял ее с галантным полупоклоном, шаркнул ножкой, сказал:
— Не буду вам мешать, — и, похихикивая, вышел в коридор.
— Марик, за кого ты меня принимаешь? — крикнула вслед Мама и тихо заплакала.
— Аллё, — ответил Марик из коридора. — Квартира Брыкиных? — Голос его стал плаксивым. — Тут ваш муж пристает к моей маме. Тетенька, приезжайте быстрее и помогите ей. Она долго не продержится, Жемчужная, 8, квартира 12.
Брыкин вылетел в коридор. Рахит аккуратненько положил трубку и, с интересом глядя Брыкину в глаза, проговорил:
— Я вас не понимаю. У вашей жены такой приятный голос.
Не тратя времени на ответ, Брыкин схватил портфель и ринулся вниз по лестнице.
— Куда же вы? — кричал рахит ему вслед, выбегая на лестничную площадку. — Давайте дружить семьями.
Когда Папа вернулся, Мамы в гостиной уже не было. Довольный собой, Папа запихнул в рот кусок торта, прислушиваясь к заглушаемым водой всхлипываниям. Мама сидела на ящике для белья и, сунув голову под кран, плакала. Красивая прическа превратилась в нечто бесформенное. По щекам текла тушь.
— Да пошутил я, не набирал номера, — сказал Папа. — Спокойной ночи.
Просыпался Папа долго и мучительно. И душа, и тело цеплялись за забытье. Он зарывался в забытье с головой, судорожно сжимал пальцы, но забытье вспорхнуло ковром-самолетом и рухнуло к ногам, оказавшись старым одеялом.
— Подъем! — заорал дневальный бабским голосом. — Вставай быстрее, а то в школу опоздаете!
— Не ори! — грустно сказал Папа. — Это тебе не казарма, а детская.
Не стоило себя обманывать — это был не сон. Огромная, разъяренная жена действительно отхлестала его вчера мокрым полотенцем по голой заднице.
