Парди был убит наповал; он хотел выстрелить, но ему в упор грянул пистолетный выстрел, и он упал на снег под самым окном. Джефисон, убивший первым выстрелом одного индейца, был отброшен в сторону, и прислонившись спиной к стене барака, продолжал стрелять. Из остальных часовых никто не был убит; они либо отскочили в сторону, либо были сбиты с ног волной бегущих индейцев.
Шайены, выскочив из барака, бежали по белому учебному плацу со всей быстротой, на какую были еще способны; взрослые тащили на себе самых маленьких детей и стариков, которые не могли бежать. Инстинктивно они устремились под гору, ища укрытия и воды на лесистом берегу речки.
Первые же выстрелы разбудили форт. Уэсселс, только что расстегнувший пуговицы мундира, чтобы раздеться и лечь, схватил револьвер и выбежал на плац. Игра в покер все еще продолжалась; офицеры вскочили и бросились к дверям, рассыпав по полу голубые фишки. В казармах половина людей уже спала; они выскакивали в одном белье, задерживаясь лишь для того, чтобы схватить карабин и горсть патронов; остальные, более или менее одетые, бежали по снегу.
Перед ними, словно театральная декорация, расстилался искрящийся в лунном свете снежный покров, прочерченный пунктиром бегущих шайенов. Для солдат, для офицеров это был час избавления, желанного избавления от гнетущего присутствия индейцев, от страшного призрака нечестивого народа, который так безрассудно и непостижимо дорожил тем, что он называл своей свободой.
Они открыли стрельбу, и их ярость, их чувство избавления, перешедшее в нечеловеческую ярость, делали их холодными, как мертвенно-белый свет луны. Они стояли на плацу и стреляли, словно это был тир и они стреляли по глиняным голубям. Они стреляли до тех пор, пока ладони окоченевших рук не покрылись ожогами от раскаленных стволов карабинов. А индейцы — черные точки на белом снегу — падали, валились друг на друга или оседали, как груда мешков, катились по земле, рассыпаясь по снегу, оставляя за собой узорную вязь мертвых тел. Солдаты убивали без мысли, без разбора, без жалости, всаживая пули в пятилетних и десятилетних детей, в дряхлых стариков, видевших восемьдесят долгих лет. Они подстреливали бегущих женщин и добивали стонущих раненых, которые ползли по снегу. Забыв о холоде и снеге, они босиком бежали за индейцами, останавливаясь только для того, чтобы разрядить карабин в любое скорченное тело, еще подававшее признаки жизни.
Тем временем авангарду шайенов — тому десятку мужчин, которые были вооружены ружьями и револьверами, — удалось добраться до реки; там они упали плашмя на лед, пробили прикладами и кулаками тонкую корку льда и, припав к воде, пили и пили, невзирая на трескотню выстрелов позади них. Потом они вскарабкались на берег и сделали попытку задержать солдат, пока другие шайены скатывались к реке и в исступлении бросались пить. Лишь около пятидесяти человек добралось до реки.
