— Если так, Ульяна Ивановна, я, наверно, был неважным главным врачом? — ехидно спросил доктор Великанов, на которого напал веселый стих.
Поняв, что она попала впросак, Ульяна Ивановна покраснела.
— Что же вас с другими равнять, Арсений Васильевич? Вы — особая статья: человек культурный, и лицо такое, что сразу видно…
— А солидности-то все-таки нет? — сказал доктор, любуясь смущением Ульяны Ивановны.
Хуже всего было то, что Ульяна Ивановна никак не могла понять — шутит доктор или говорит серьезно. Она даже вспотела при мысли, что, может быть, обидела доктора, и в отчаянии решилась на самоунижение: на осмеяние собственной солидности, которой втайне гордилась.
— А интеллигентность-то, Арсений Васильевич! Меня, например, взять или вас! Даже пословица такая сложена: «Велика Федора, да дура, мал клоп, да вонюч».
Выпалив этой пословицей, Ульяна Ивановна обомлела от ужаса. Она думала привести другую, где фигурировал не клоп, а золотник, но впопыхах перепутала.
Но доктор Великанов и не думал сердиться.
— Ну вас совсем, Арсений Васильевич! Я и говорить-то с вами не умею, а вы надо мной смеетесь, с толку сбиваете. Я ведь то хотела сказать, что героем всякий при своем деле может быть, лишь бы народную пользу выше себя ставил.
— Вот это золотые слова, Ульяна Ивановна! — воскликнул доктор. — И я берусь вам доказать вашу собственную правоту на множестве примеров, которые мы каждый день видим вокруг себя.
— Уж и множество! Где же герои ваши? Ездим, ездим, а героев что-то не находится.
Доктор Великанов изумленно посмотрел на Ульяну Ивановну.
— Как? — уж совершенно серьезно спросил он. — Вы не видите героев?
— Где же они?
— Да кругом нас, сколько угодно…
— Не вижу, батюшка Арсений Васильевич, не вижу…
— Придется мне вам их показать.
— Обязательно даже.
Подобные разговоры, возникавшие между ними не раз, никогда не приводили к согласию. В одном случае дело дошло даже до спора.
Виновником его явился солдат-связист, доставленный. Ульяной Ивановной к доктору с тяжелым ранением кисти левой руки. Ампутацию доктор Великанов сделать не мог, но остановить кровь и наложить повязку было в его силах.
Покончив с этим делом, доктор распорядился:
— Положите его на траву и отправьте с военной машиной в госпиталь.
Но тут произошло нечто неожиданное: красноармеец рассердился.
— Вовсе я не желаю в госпиталь! Мне дальше идти нужно.
Он подхватил винтовку и желтый ящик полевого телефона.
— Чудак-человек, тебе же лежать надо, — вразумительно сказал доктор, позволявший себе говорить «ты» всем пациентам, не достигшим, по его мнению, зрелого возраста.
