– У меня больше ничего нет.
– Давид Левонович, мы же знаем, что это вы обокрали Забазновских, наверняка знаем. Поэтому вам лучше признаться самому. Мы люди туповатые: нам велено искать, вот мы и роем носом. И рыть будем до тех пор, пока не найдём дополнительных доказательств вашей причастности к краже.
– Но ведь нет же ничего! – почти закричал Месхи, истерично хохотнув. – Вы уже обыскивали!
– Как я сказал: мы люди подневольные, – развёл руками капитан. – Перед следствием поставлена задача, и мы её выполняем.
– Не найдёте же ничего! – Губы Давида скривились.
– Найдём, гражданин Месхи. Обязательно найдём, потому что тайник должен быть. У всех, подобных вам, есть тайники. – Сидоров приблизил своё лицо к Давиду и дыхнул на него густым запахом табака. – Я бы на вашем месте, молодой человек, повинился бы. Следствие примет во внимание ваше чистосердечное признание и простит вам упорство и ваши неуважительные попытки поиграть с нами в «кошки-мышки» и «холодно-горячо».
– Да не играю я ни в какие игры. И понятия не имею ни о какой краже.
– Что ж, очень жаль…
За спиной Сидорова появился сержант с небольшим круглым прибором в руке и в наушниках на голове.
– Это что у тебя, Вадим? – Капитан с любопытством склонился к прибору.
– Последнее слово техники. – Сержант важно надулся.
– Я вижу, что слово техники. Но всё-таки? Чего ты делать собрался?
– Стены прослушивать. Этот аппарат показывает полости в стенах. Если что спрятано, то он укажет. Новейшая разработка. Через бетон видит!
Краем глаза Сидоров заметил, как лицо Давида Месхи напряглось.
«Ага, чертёнок грузинский. Заиграло очко-то, – мысленно засмеялся Пётр Алексеевич. – Сейчас мы потреплем тебе нервишки. Результат-то мне заранее известен, а вот с тебя теперь не один литр пота сойдёт». Сидоров прекрасно знал, что в руках сержанта был обыкновенный осциллограф, который не мог определить ни наличие тайника, ни трещины в стене, ни чего-либо другого, связанного с делом Месхи. Но внушительный аппарат, наушники на голове и сосредоточенное лицо милиционера, когда он направлял осциллограф на стену и «вслушивался в шумы», привели Давида в смятение.
Сидоров всюду водил Месхи за собой, и наконец они добрались до ванной комнаты.
– Совмещённый санузел – это ужасно, – проговорил Пётр Алексеевич, осматривая стены с потрескавшимся кое-где жёлтым кафелем.
– Нормально, – вяло ответил Давид, – жить можно.
– Это вам, юнцам, можно, а мне трудно. Крупный я чересчур…
