Я откинулся в кресле.
Меня устраивало всё, что я только что услышал. И это же пугало чрезвычайно. Казалось, моё согласие на такую работу превратит меня в патологическую сволочь с обольстительной улыбкой на лице. Но я понимал, что эта улыбка должна была служить не моей личной корысти, а моей стране. Одним словом, меня жгли сомнения. Не знаю, чего во мне было больше в те минуты – желания или протеста. Возможно, в других обстоятельствах я не согласился бы на предложение, но дело в том, что после смерти отца я никак не мог по-настоящему оправиться и жаждал каких-то перемен. Появление Бориса Леонидовича сулило перемены серьёзные.
* * *
Как ни странно, учёба в академии пришлась мне по вкусу, и я погрузился в неё целиком. Возможно, причина заключалась в том, что лекции и практические занятия сумели быстро оторвать меня от тяжёлых раздумий, связанных со смертью отца. Я стал постепенно нащупывать ориентир в жизни, появилась цель. Временами я вдруг начинал чувствовать себя персонажем какого-то детективного фильма, меня переполнял вес собственной таинственной значимости, хотя никакого такого веса у меня в действительности не было. Думаю, такие ощущения испытывал не только я. Иногда на остановке служебного автобуса я наблюдал за поведением моих сокурсников. Они держались уверенно, поглядывали вокруг чуть свысока, курили вальяжно, сунув одну руку в карман. Они считали себя особенными людьми. Я полностью разделял их мнение. Мы принадлежали к особой касте, своим обликом и манерой держаться мы пытались подчеркнуть друг перед другом наше отличие от остального мира.
Эта особенность – осознавать себя частью скрытой от посторонних глаз секретной организации – была для меня в те дни, пожалуй, самой важной стороной дела. Сознание того, что я попал в мощнейшую из спецслужб, вернуло меня кжизни по-настоящему, заставило почувствовать энергию невидимых потоков, наполниться ими, возродиться внутренне. Жизнью управляет некая невидимая Сила, а спецслужбы – сила этой Силы. Мысль не моя, это сказал кто-то из братьев Стругацких.
Я сделался частью Силы.
На выходные нас отпускали домой. Помню, как я ехал однажды в метро (после очередного недельного пребывания за высоким забором, колючей проволокой, под чужим именем) и вдруг взглянул на окружавших меня людей по-новому. Кто они, зачем они, спрашивал я, и как странно, как удивительно, что они совершенно не догадываются о том, кто я. В этот момент я готов был в каждом из них увидеть моего собрата по службе. Все мы чужие друг другу, но каждый из нас мог быть воином той самой невидимой армии, о которой в повседневной жизни никто не задумывается, но которая проникает всюду, присутствует возле любого из нас, неторопливо, но уверенно делая своё дело во благо
