Этот инструмент больше скрипки походил на гадкого утенка, он стоял последним в ряду.
– Можешь взять его в руки, рассмотреть. Хотя зачем это тебе?..
– Может быть, я хочу купить твои скрипки.
Алексей даже обернулся, нет ли поблизости покупателей, которые могут перебить цену. Вот ведь бред…
Лея улыбнулась.
– Ты бы осчастливил меня, если бы купил и виолончель.
– Я куплю все, что ты мне предложишь, а потом украду твое сердце. – Он вынул деньги и улыбнулся над сербкой, глаза которой округлились от удивления, и она перекрестилась справа налево, как православная.
Нико помог ей нести товар и слушал ее. Лея предупреждала его о том, что он может выбросить деньги на ветер – отец сделал одну-единственную виолончель, и та оказалась безголосой. Он мысленно перечил ей: «Я выброшу деньги на ветер только за то, что он привел меня к тебе». Он мог признаться себе, что встретил свою любовь.
Вот и ее дом, а вот и виолончель. И снова голос сербской принцессы:
– Отец старательно избегал пропорций итальянских мастеров – Амати, Гварнери, Страдивари. Слышал что-нибудь о них?
– Краем уха, – улыбнулся в ответ Алексей.
– Ну вот, поэтому, наверное, он изначально лишил ее голоса. Но она красивая, правда?
«Ты красивее…»
Нико согласился с сербкой. Место виолончели – за прозрачным колпаком. Он даже представил ее в углу кабинета, где обычно располагается государственный флаг.
Он не стал торговаться, заплатил столько, сколько запросила хозяйка. Потратил все деньги, осталось лишь на дорогу.
Упаковав инструменты в футляры, он вышел из дома. Огляделся.
Этот дом стоял недалеко от еврейского кладбища, а район назывался – Грбавица-1.
Наблюдательная хозяйка, вышедшая из дому проводить гостя, спросила:
– Был здесь раньше?
– То тако, – он продолжал говорить по-сербски. – Воевал здесь два года назад.
Тогда по периметру кладбища проходила 1-я огневая линия противника с четырьмя дотами, в глубине были расположены еще три дота. Отсюда велись артиллерийские и пулеметные обстрелы сербских позиций и жилых кварталов Грбавицы.
– Ты русский? Как же я сразу не догадалась. Пришел к нам добровольцем. Тебя Нико зовут?
– Да.
– Я слышала о тебе много хорошего.
Его никто не вербовал, ни от чего не гарантировал. Он получал столько, сколько боец регулярной армии на соответствующей должности: в два раза меньше средней зарплаты в Югославии в 1992 году, которая составляла пятьдесят тысяч динар.
Нико вздохнул.
– Жаль сразу расставаться с этими местами. Красиво здесь. Может быть, сдашь мне угол? Подумай.
