Бамбутос решил отвлечь «друга» и вынул из ящика стола директиву Министерства внутренних дел, перечитал документ: «Службе безопасности аэропорта. Службе таможенного контроля. Пограничной службе. В связи с оперативной необходимостью обращать особое внимание на лиц и группы лиц, въезжающих на территорию страны с благотворительными мандатами…» Также согласно директиве органам, перечисленным в начале директивы, надлежало заносить подозрительных миссионеров в черный список.
Возможно, меры предосторожности были предприняты властями страны в связи с участившимися случаями вывоза детей, в том числе и из Судана, за границу, подумал капитан. Он хотел было спросить у полицейского, что тот думает о директиве, затем переборол в себе это желание. Он знал ответ: ничего не думает. У него скоро начнется авральная пора. Не успеет приземлится борт, как на него нахлынет живая волна…
Самолет прибыл в аэропорт с полуторачасовым опозданием. Белоснежный лайнер будто соревновался с солнцем и проиграл бестолковую гонку, пропустив его вперед. Когда шасси самолета коснулись бетонной полосы аэропорта, солнце уже закатилось за финишную черту горизонта. И лайнер выдохся в конце почти трехкилометровой взлетно-посадочной полосы.
Едва Николаев ступил на площадку трапа, у него невольно вырвалось незлобивое, но пропитанное тоской ругательство… В первую очередь он подумал о революции. Не менее ста чернокожих оборванцев столпились у трапа. Они галдели и размахивали руками.
– Сколько зазывал на такси, – заметил Живнов, дыша в затылок адвокату, стоящему ступенькой ниже. – Они разорвут нас и по кускам доставят в гостиницу.
– Если так, то у них все схвачено на таможне и погранслужбе.
Нико ответил улыбкой на улыбку бортпроводницы и легко сбежал по трапу. Он понадеялся на то, что черная толпа расступится перед ним, едва он сделает первые шаги к пикапам, подвозящим пассажиров к терминалу. Он ошибся. Равно как и Живнов. Половина предлагала услуги носильщиков, другая половина откровенно требовала денег. Ни за что. Даже не просили улыбнуться и сами не улыбались. Причем звучали неприемлемые суммы. «Дай сто долларов! Дай сто… Дай…» К Нико тянулись грязные руки, желтые глаза и зубы мысленно рвали его деловой костюм; счастливчикам достались части с карманами.
Нико послал обеспокоенный взгляд на хвост самолета, где с минуты на минуту должна была начаться разгрузка багажа. Помощников хоть отбавляй. Он на секунду закрыл глаза и с ужасом представил дорогие ему скрипки в грязных руках. Едва поборол в себе желание отбросить одного, двух, трех оборванцев, прорваться к багажному отсеку и лично руководить разгрузкой.
