Мужчина осторожно протянул руку к загорелой округлости плеча, выглядывающего из-под края простыни, но тут же, словно обжегшись, отдернул ее; затем быстро и, по всей видимости, машинально провел рукой по короткому ежику своих редковатых светло-русых волос и уже через секунду стоял возле изогнутой спинки стула, которую аккуратно обтекал его болотного цвета твидовый пиджак. При этом он наступил на свою же неаккуратно валяющуюся на полу сорочку, на что, как показалось, не обратил ни малейшего внимания. Еще через пару мгновений мужчина, нажав на кнопку запрограммированного вызова абонента, прижал к уху миниатюрный мобильный телефон, извлеченный им из бокового кармана пиджака.
– Алло, Юджин, – негромким, еще чуть хриплым ото сна голосом резко бросил в трубку обитатель гостиничного номера, едва услышав окончание длинных гудков, сигнализирующее о выходе на связь его невидимого собеседника.
– Да. Это ты, Джефф? – пробурчал в неизвестно каком отдалении собеседник. – Какого черта. Семь десять утра. Я еще только скоблю физиономию.
– Молчи и слушай внимательно, – в зародыше подавил вполне законное недовольство Джефф. – Тут нашей общей знакомой... путешественницей... похоже, кто-то неожиданно очень сильно заинтересовался. Быстренько соединись с нашими. Пусть оперативно пробьют, откуда звонят в «Марриотт», в номер семнадцать двадцать пять.
– В какой «Марриотт»? Их в Нью-Йорке штук пять, если не больше.
– В «Марриотт-Маркиз», это тот, что на Бродвее, на пересечении с Сорок шестой. Повтори номер.
– Семнадцать... двадцать...
– Пять.
– Пять. А кто там сейчас?
– Да она же, идиот, она, кто еще.
– Что?! А сам-то ты... Идиот! Подумаешь, тоже мне нашелся...
– Юджин, дружище, извини, был не прав, вырвалось. Сделай, что я прошу, и побыстрее. Телефон уже пять минут трезвонит.
– А сам-то ты где?
– Да... Короче, тут недалеко.
– Понятно. Ладно, звоню. А ты там скажи ей, пусть треплется подольше.
– Хорошо. Потом, как узнаешь, обязательно перезвони.
Захлопнув крышку, Джефф положил мобильник на стол, кошачьим шагом приблизился к кровати и, опустившись на ее край, склонился над обладательницей медно-золотистого богатства.
– Хелен, девочка моя, открой глазки, прелесть. – Настойчивая вкрадчивость голоса результатов не дала, тут же сменившись безапелляционностью тона казарменного дневального, при этом некрупная, но крепкая рука принялась бесцеремонно тормошить нежное бронзовое предплечье. – Хелен, черт побери, просыпайся же, наконец! Телефон.
