Ф. М. Том 2 | страница 21



— Тише! — вдруг гаркнул Лужин громовым голосом, да еще стукнул ладонью по столу. — Иль послать за квартальным?

По различным причинам визит полиции для многих из гостей был бы нежелателен, что Петр Петрович, человек острого ума, отлично угадал. Сделалось более или менее тихо, лишь давилась кашлем Катерина Ивановна да всхлипывали в своем углу перепуганные дети.

— Мадемуазель, — вновь обратился Лужин к девушке, — подумайте, еще есть время. Я в присутствии свидетеля выдал вам воспомоществование в размере десяти рублей. Так?

— Так, — беззвучно произнесли ее губы.

— Как же у вас хватило совести после сего похитить у меня деньги? — Петр Петрович скорбно покачал головой. — Есть ли предел глубинам человеческого падения?

Собрав все свои силы, Соня чуть громче, чем прежде, сказала:

— Я не брала-с.

— Не брали-с? Отлично! — Лужин царственным жестом указал на Катерину Ивановну. — Вот вы, сударыня, только что посмели обозвать меня бранным словом. Могу ли я попросить вас вывернуть карманы на платье вашей родственницы?

Но Катерина Ивановна не могла ему ответить, ее согнуло в три погибели от кашля, и на платке, которым она прикрывала губы, отчетливо проступили красные пятна.

— Я сама… Сама! — Соня вскочила, отступила шага на два к стене и один за другим выворотила оба свои кармана. — Вот, смотрите!

И все увидели, как на пол падают сначала сложенный холщовый платочек, а за ним скомканная радужная бумажка.

Тут многие вскрикнули.

Петр Петрович нагнулся, взял бумажку двумя пальцами, поднял всем на вид и развернул. Это точно был сторублевый билет.

— Ах, Софья Семеновна, — горько произнес Лужин, глядя, однако, не на девушку, а на Раскольникова, прямо ему в глаза. — Жалкое, скверное вы существо. Да знаете ли вы, что теперь совершенно в моей власти поступить с вами, как мне будет угодно? Хоть бы и сослать вас в каторгу, потому что желтобилетным воровкам место именно в каторге, а не среди приличных людей-с…

Соня, кажется, его не слышала. Остановившимся от ужаса взглядом она смотрела на выпавшую из ее кармана купюру.

— А-а, вот оно что! — закричал вдруг Родион Романович, порывисто поднимаясь. — Софья Семеновна здесь средство, не более! Подлец, как есть подлец! До меня добираешься? Психолог! Чтоб я перед тобой унизился, чтоб за нее просил, да? А ты надо мной раз и навсегда верх взял?

Он кричал и еще что-то столь же мало внятное большинству окружающих, но Петр Петрович, услышав на свой счет «подлеца», с презрительной улыбкой отвернулся.