Такие люди, бесспорно, необходимы, более того, они иногда просто незаменимы, и именно Орсини – человек, кому можно доверить тайну исповеди доктора Барези. Орсини сразу поймет, что надо делать, и проследит, чтобы все было сделано как положено.
Азетти не хотел думать о том, что можно и нужно сделать, поэтому время от времени погружался в молитву.
Ночевал отец Азетти по-прежнему на вокзале. Проснувшись после первой ночи, проведенной на скамье (сон был беспокойным, хотя никто его не прогонял), он обнаружил в лежащей рядом шляпе несколько тысяч лир. Утром, умывшись в туалете, Азетти отправился в маленькое кафе, где потратил все ночное подаяние на кофе, булочки и минеральную воду.
На четвертый день отец Маджо оставил последние попытки казаться вежливым. Он игнорировал приветствия отца Азетти и вел себя так, словно в приемной никого не было. Время от времени перед настойчивым посетителем появлялись посредники с вопросом, не могут ли они быть полезными. Вежливо, но твердо отец Азетти отклонял любые предложения, заявляя, что может обсудить свое дело только с кардиналом.
Иногда кто-то из любопытных просовывал голову в дверь, чтобы бросить взгляд на сумасшедшего священника. Но голова исчезала так же быстро, как и появлялась. Случалось, что до Азетти доносились шепот и обрывки разговоров. Поначалу в них можно было уловить снисходительное удивление, но вскоре на смену ему пришло явное раздражение.
– Чего он хочет?
– Видеть кардинала.
– Невозможно!
– Естественно!
Постепенно из раздражающего фактора отец Азетти превратился в явление, вызывающее смущение. Несмотря на ежедневные гигиенические процедуры в вокзальном туалете, от Азетти стало попахивать. Это вгоняло его в краску, так как, даже по самым высоким стандартам, он был человеком чистоплотным. Азетти терпел только потому, что не видел иного выхода. Несмотря на утренние усилия, грязь и жир забивались в складки кожи и прочно осаждались на одежде. Волосы уже лоснились, и ничего поделать с этим Азетти не мог.
Попытки помыться как следует священник осуществлял ночами, когда туалет пустовал, но даже в такой поздний час ему постоянно мешали. Многие даже специально задерживались, чтобы поглазеть на служителя церкви, моющегося в общественной уборной.
И вообще от этих гигиенических процедур толку оказалось мало. Умывальники были крошечными, а из крана лилась только холодная вода. Размякшее липкое мыло не пенилось, а вместо полотенец висели сушильные автоматы, исторгающие потоки горячего воздуха. Как бы отчаянно отец Азетти ни пытался и какие акробатические позы ни принимал, оставались некоторые части тела, которые он не мог просушить, не вызвав вселенского скандала. Так постепенно на теле скапливалась грязь. Впервые в жизни Азетти понял, что такое быть бездомным.
