— Машина готова к вылету?
— Да, сэр!
— Хорошо. Сколько примерно минут вам бы понадобилось сейчас, чтобы взлететь?
— Ну… — араб на мгновенье задумался — минут десять, если есть разрешение.
— Вы должны быть готовы взлететь, даже если не получите разрешения.
Летчик промолчал, но зрачки его глаз стали шире.
— В период между пятнадцатью и семнадцатью часами дня вы должны быть готовы взлететь за пять минут.
— Это невозможно. Невозможно взлететь с непрогретыми двигателями!
— Тогда пусть они будут прогреты! — рявкнул Моргунов. Не хватало ему ещё сейчас технических проблем!
Летчик молча вздохнул, но не возражал. К выкрутасам сумашедших европейцев он давно привык. К тому же хозяин обещал такую сумму за этот полет…
— Да, сэр! — Пилот опять попытался встать по стойке смирно.
— Вольно — неожиданно для себя пошутил никогда не служивший в армии Василий Петрович и с удовлетворением отметил, что чувство юмора при всем напряжении ему не изменило.
Оставив пилота в глубоком недоумении и кивнув ему на прощание, Моргунов вернулся к своей машине. Верный „Таг-Хойер“ показывал 06:40 и пора было занимать исходную для начала операции позицию. Неторопливо и тщательно соблюдая все правила движения, дабы не попасться на глаза полиции в угнанной машине, Василий Петрович направился в город и запарковал „Тойоту“ таким образом, чтобы парадный вход в здание российского посольства находился в пределах его видимости. Любая более или менее явная активность теперь не могла пройти мимо его внимания. Собственно, особой необходимости в таком наблюдении не было, но любая неожиданность могла оказать самое пагубное влияние на ход операции, поэтому приходилось контролировать хотя бы то, что в какой-то степени контролю поддавалось. В конце-концов Моргунов был историком по образованию и прекрасно помнил тот случай, когда покушение ОАС на генерала де Голля сорвалось лишь оттого, что его супруга задержала отъезд президентского кортежа, укладывая в багажник продукты. Предусмотреть всё в столь сложном и многоуровнем плане было невозможно, но каждая нейтрализованная случайность повышала шансы на успех. Например, если в посольстве будет какой-нибудь важный прием, вполне возможно, что просто никто не подойдет к телефону. Зная порядки в российских учреждениях, Моргунов абсолютно бы этому не удивился.
Время тянулось крайне медленно и Василий Петрович, не обнаружив ничего необычного в происходящем вокруг посольства, разглядывал проходящих мимо людей. За месяцы своего добровольного изгнания он успел привыкнуть к ним и сознание того, что он их возможно никогда больше не увидит навевало лёгкую грусть. Как бы там ни было, это кусок его жизни, который никак оттуда не выбросишь. За время, проведенное в Мадриде у него не появилось друзей или хотя бы приятелей, просто из соображений безопасности, но к облику, речи, поведению этих добрых и неунывающих в массе своей людей, он привык и чувствовал, что ему будет нехватать их также, как не хватает тех, кто остался в Новосибирске… Однако жизнь шла собственными путями и сентиментальность зачастую плохо подстраивалась к её быстрому и твердому шагу.
