Но знахарка продолжала:
— Нехристям поганым уступил. Какой же ты ратник после этого? И что твоя дружина о тебе скажет? Слаб князь Всеволод духом. Слаб!
Раненый беспокойно шевельнулся.
— Али совесть ещё не заспал? Ишь чего удумал — смерти отдаваться!
Договорить она не успела. Дверь в опочивальню отворилась, и на пороге возник высокий худощавый мужчина в феске (Феска — мужская шапочка в виде усеченного конуса.) и строгом длинном кафтане синего цвета с серебряными пуговицами.
Нижняя часть его лица как бы пряталась в черных усах и бороде, желтые глаза горели неистовым огнем.
— Кто ты, женщина? — видно, едва сдерживаясь, чтобы не обрушить на неё всю силу своего гнева, спросил он.
— Будь здрав, арамеин, — нарочито радушно сказала Прозора. — Али в ваших краях не принято незнакомых людей приветствовать?
— Кто ты? — повторил он, не понимая причин её уверенности и полного отсутствия почтения, которое эти невежественные росы обычно испытывали при его виде.
— Не знаю, как будет по-вашему, а по-нашему — лекарь, — весело пояснила она.
— Женщина — лекарь? Не бывает.
— Почему?.. А впрочем, я и есть небывалая женщина.
— Что ты делаешь здесь, у постели умирающего князя?
— Про умирающего сказал ты. А по мне, так он ещё маленько поживет!
— Уж не ты ли вернешь князю жизненную энергию, которая истекла через его рану? Великий Ибн Сина (Ибн Сина — Авиценна — врач, философ, 980-1097 гг.) говорил…
— Великий Ибн Сина говорил, — довольно невежливо перебила его она, что нельзя вылечить тело человека, если больна его душа!
Врач на мгновение потерял дар речи.
— Ты, женщина… читала труды Ибн Сины?
— Читала. "Канон врачебной науки".
— Дикая страна! — вырвалось у него, как видно, по привычке. — Как зовут тебя?
— Люди кличут Прозорой.
— Прозора! Какое грубое имя. Оно тебе не подходит. А как назвали тебя отец-мать при рождении? Какое христианское имя дали?
— К чему тебе мое имя?
Врач, не отвечая, покачал головой и прошел к постели больного. Он взял безвольную руку Всеволода, подержал в своей, и вдруг брови его приподнялись.
— Как тебе такое удалось? — он повернул к женщине удивленное лицо. Ему не помогал даже корень жизни. Даже он не заставил сердце князя биться быстрее.
— Думаю, ты таких болезней лечить не сможешь, — откровенно сказала она, глядя Арсению в глаза, и, заметив, как опять гневно исказилось его лицо, мягко добавила: — Не серчай. Для того надо любить народ, который лечишь.
Он на мгновение отвел взгляд, но опять посмотрел в её умные серые глаза.
