Юноша приготовился к тому, что женщина начнет отказываться, ссылаться на то, что в княжеских палатах ей не место… Или этой гордячке подобные мысли в голову даже не приходили? Она, похоже, считала себя повыше многих знатных людей…
Гордячка? Это он подумал о знахарке? Припав к шее Рыси — так звали кобылу, на которой Любомир мчался к Мертвому ручью, — он стыдливо качнул головой, будто кто-то мог подслушать его мысли. Едет человека об одолжении просить, а сам худое думает! Да и она может оказаться доброй чародейкой, совсем по-детски подумал он.
Сын Астаха ошибся. Стоило ему только заикнуться о том, что князю Всеволоду, похоже, недолго жить осталось и что арамейский врач от него отступился, как она просто сказала:
— Погодь пока, я медлить не стану.
И верно, собиралась Прозора недолго. Налила Любомиру молока с душистым, ещё теплым хлебом и ушла за печку. Там переодевалась, чем-то гремела и шуршала. Когда вышла к нему собранная, юноша обомлел: опять она была другой, неузнаваемой.
Величавая, красивая поздней, но пышной женской красой, коей хотелось поклониться, в бархатной ферязи (Ферязь — женский праздничный глухой сарафан.) и украшенной жемчугом кике (Кика — старинный головной убор замужней женщины.), Прозора выглядела королевой.
Глаза Любомира разве что на лоб не полезли.
— Ты… замужем? — выдавил он.
— А то, мнится тебе, никто бы меня за себя не взял? — без улыбки спросила она.
— Я так не думаю, — смешался юноша. — Просто… ты, видать, красавицей была?
— Да уж не дурнушка какая!.. А что касаемо мужа, так я с ним церковью венчанная.
— Он… жив?
— Жив, раз я не вдова. Только его ноне со мной нет… Чего тебе о том знать!
Прозора потуже завязала тесемки украшенной бисером сумы и кивнула.
— Едем али нет?
— Наперед меня сядешь? Сзади?
— Сзади. Стану за твой ремень держаться. А ну как упаду?
Она усмехнулась, и Любомир подумал, что, доведись ей на коня садиться, чтобы скакать по своей нужде, она и в седле не хуже любого дружинника усидит.
В опочивальне князя юный дружинник Сметюха по одному знаку Прозоры пошел прочь, а конюший Лоза отчего-то застыл соляным столбом.
Любомир рассказывал потом своим домочадцам: "Лоза-то рот раззявил, а глаза — будто у нашего быка Ровки, когда его лозиной ожжешь… Наконец опамятел и говорит: "Софья, ты жива?" Может, в лике знахарки святую углядел?"
И уже домыслил по своему разумению: морок на Лозу наслала Прозора, морок!
Между тем знахарка, не отвечая на вопрос конюшего, заметила ему:
