Интересно отметить, что некоторые из тех, кто отвергает разум и даже
обвиняет его в социальных грехах современности, поступают так потому, что,
с одной стороны, понимают, что исторические пророчества находятся за
пределами возможностей человеческого разума, и, с другой — не знают, что
общественные науки, или, иначе говоря, разум в общественных делах, могут
выполнять и иные функции помимо пророческих. Другими словами, они —
разочарованные историцисты; они — люди, которые, осознавая нищету
историцизма, не понимают того, что сохранили фундаментальный
историцистский предрассудок — доктрину, будто общественные науки, если и
могут быть полезными вообще, должны быть пророческими. Этот подход
неизбежно влечет за собой отрицание применимости науки или разума к
проблемам общественной жизни и в конечном счете приводит к доктрине
власти, доктрине господства и подчинения.
Отчего все эти социально-философские учения защищают бунт против
цивилизации? И в чем секрет их популярности? Почему они привлекают и
соблазняют так много интеллектуалов? Я склонен полагать, что причина этого
в том, что они выражают глубоко укорененное чувство неудовлетворенности
миром, который не соответствует и не может соответствовать нашим моральным
идеалам и мечтам о совершенстве. Склонность историцизма и родственных ему
воззрений защищать бунт против цивилизации проистекает, возможно, из того,
что сам историцизм является в значительной степени реакцией на трудности,
встающие перед нашей цивилизацией, и на выдвинутое ею требование личной
ответственности.
Эти последние соображения кажутся мне несколько смутными, но и их должно
быть достаточно для «Введения». Впоследствии, в особенности в главе 10
«Открытое общество и его враги», они будут подкреплены историческим
материалом. Я испытывал искушение поместить эту главу в самом начале
книги, поскольку важность ее темы сделала бы из нее куда более
захватывающее введение ко всей книге. Однако я обнаружил, что оценить
значение и убедительность исторической интерпретации можно, лишь изучив
предшествующий материал. По-видимому, только встревожившись сходством
платоновской теории справедливости с теорией и практикой современного
тоталитаризма, можно понять, насколько важным является анализ
рассматриваемой в этой книге проблематики.
