Но старания капо не приносят желаемых результатов. Трудно поддерживать равнение в рядах, трудно добиться ровного шага. Уж очень разношерстная публика. Есть среди узников сильные люди, недавно попавшие в лагерь. Они идут твердо высоко подняв головы. Но большинство заключенных составляют горемыки-оборванцы с изможденными, а то и с распухшими от голода лицами, с больными ногами. Кто в клумпах, кто босой. В марте — босиком! Сгорбленные, скрюченные… Многие из них уже не придут с работы… Вечером когда команда возвращается в лагерь она приносит по несколько мертвецов: по три, по пять, по восемь, по десять…
Когда заключенные проходят, двор лагеря заполняет неизвестно откуда появившаяся толпа призраков. Странная такая!
Призраки не идут, а ползут. Потихоньку. Беззвучно. Как тени проплывающих облаков.
Ползут… Когда-то, может быть, совсем недавно они были людьми. У каждого был свой дом. Каждого ждали родители. Сестры. Братья. Может, жена. Может, дети. У них была родина и жизнь — воля свобода, желания. Ползут. Ползут, поддерживая, цепляясь друг за друга. Никто их не гонит, никто их не бьет. В этом мире им уже все безразлично.
Их клумпы уже не постукивают. У них нет сил оторвать ноги от земли. Они тащат свои конечности так медленно, что почти не слышно скольжения.
Одни с поникшей головой изредка посматривают на землю, другие затуманенным взглядом озираются вокруг, ничего не понимая, ничего не желая. Третьи опираются на своих спутников смежив глаза, как в гробу, и с трудом волокут свинцовые ноги. А лица, лица! Одно страшней другого. Одно другого горестней.
Если бы они не двигались, если бы перед нами были покойники, страх не так леденил бы душу.
С покойника какой спрос? Ему что! Но когда живой труп ходит на работу!..
Какое моральное, какое историческое оправдание можно найти для тех кто с легким сердцем обрекает людей на страшные муки в концентрационных лагерях? Никакие политические, никакие религиозные, никакие идеологические мотивы не могут служить им оправданием! Свою низость, свое падение тюремщики могут искупить только в том случае, если сами закончат существование в тех же условиях, в которые они, руководствуясь безумными своими идеями, ввергли других. Иначе — вечное проклятие будет уделом не только их, но и их потомков!..
Ползут… Ползут… Люди различных национальностей, разных профессий. Два-три месяца назад они еще были совершенно здоровы!
Новичку и приблизиться к ним трудно — от них несет трупным запахом. Руки в ранах, ноги в волдырях. На ранах копошатся паразиты. Но призраки, бывшие людьми не обращают на них внимания. Ползут… Ползут… Тихо… Медленно… Иногда один, иногда другой отстанет от толпы, пошатнется. Задумается. И не решит, что делать. Сделает шаг. Сделает другой. Упадет на колени. Упрется руками в землю. Проползет на четвереньках три-четыре метра, оглядится невидящим взором, приникнет лицом к земле, припадет грудью к песку. Оцепенеет на минуту. Дрожь передернет его. Смертельная тоска в глазах. Ни слова не промолвит бедняга. Не вздохнет. Не пошевелит губами. Отползет безмолвно в сторону. К бараку. Под забор. Отползет… Ляжет. Закроет глаза. И — конец.
