Закончив писать, Тиэко слегка откинула голову назад, закрыла глаза и с силой вонзила кинжал в горло.
Рано утром, еще до того, как стало известно о смерти Тиэко-сан, Нагасаве доложили, что помещенный в яму узник мертв. Нагасава приказал вытащить тело, но слуги, обшарив дно ямы, с изумлением обнаружили, что пленник исчез. Опросили охрану, всех, кого только можно было опросить, организовали поиски по всей округе – тщетно…
После смерти и похорон Тиэко-сан среди женской прислуги замка царила испуганная тишина. Служанки не знали, кого теперь слушаться, и без лишнего шума выполняли привычные обязанности. В начале десятого дня в кухню вошла Кэйко. Женщины перестали перешептываться и уставились на нее. И когда она негромким, но решительным и властным голосом принялась отдавать приказания, не посмели возразить. Все сразу почувствовали, что она обрела новую силу. Теперь это была не игрушка в чужих руках, не самовлюбленная кукла, а хозяйка своей жизни. Единственная женщина князя.
В пути я занемог.
И все бежит, кружит мой сон
По выжженным полям.
Мацуо Басе[15]
Прошло немало времени, прежде чем Акира окончательно пришел в себя. Он чувствовал холод, сырость, его все еще преследовало зловоние ямы. Открыв глаза, молодой человек увидел, что находится в маленькой тесной хижине, кое-как построенной из тонких палок и покрытой сосновыми ветками. Шел дождь; мягко, почти невесомо шурша, капли стекали вниз, проникая сквозь неплотную крышу.
Акира поднял руку и коснулся волос. Они спутались, казались очень грязными, пропитанными вонью ямы. Юноша нетерпеливо пошарил вокруг.
– Что ты ищешь? – спросил сидевший рядом Сёкэй.
– Свой гребень.
– Зачем?
Акира ничего не ответил и закрыл глаза. Сёкэй усмехнулся:
– Главное, чтобы была чиста душа. Позаботиться о чистоте тела ты успеешь всегда.
– Я так не могу. Меня учили иначе. Когда я грязен, то не способен думать о душе.
– Боюсь, теперь тебе придется забыть многое из того, чему тебя учили прежде.
– Я не хочу забывать! – с легким вызовом произнес Акира.
Старик равнодушно кивнул. Его коричневая кожа казалась очень сухой, заскорузлой, словно выдубленной ветрами. Он редко моргал; его маленькие глазки были малоподвижными, взгляд невыразителен, лишен всякого блеска.
– Скажи, кто тебя спас? До леса ты каким-то чудом дополз сам, а раньше?
– Тиэко-сан. С ней были еще люди; кое-кого я, кажется, узнал. Они вытащили меня из ямы и вывели за ворота.
– Все это случилось из-за того, что я поведал тебе правду о Нагасаве и твоем отце?
