Один только довод можно было резонно выдвинуть против такого поворота дел: его жена. Она была хрупкой, нежной девушкой, на которой он женился, повинуясь тому инстинкту притяжения противоположностей, какой Природа вложила нам в грудь в целях поддержания своего среднего уровня - пугливое создание с робкими глазами, одна из тех женщин, которых смерть страшит меньше, чем опасность, и которым легче встретить лицом к лицу свой рок, чем страх. Были известны случаи, когда такие женщины с визгом убегали от мышки и с героизмом принимали мученическую смерть. Удержать свои нервы от трепета они в силах не более, чем осина способна унять дрожь своих листьев.
То, что она совершенно непригодна для жизни, на какую обрекало ее его согласие на этот пост, и станет лишь глубоко несчастна от нее, с легкостью пришло бы ему в голову, задумайся он хотя бы на мгновение о ее чувствах в этом деле. Но рассмотрение вопроса с точки зрения, отличной от его собственной, не входило в его привычки. Нет сомнений, что он любил ее по-своему страстно, как принадлежащую ему вещь, но любил тою любовью, какой мужчины любят собаку, которую нет-нет да и поколотят, лошадь, которую могут пришпоривать до тех пор, пока у той не сломается спина. Посовещаться с ней по этому поводу даже не пришло ему в голову. Однажды он сообщил ей о своем решении и дате отплытия и, протянув чек на приличную сумму, сказал накупить всего необходимого и дать знать, если понадобится еще; и она, любившая его с собачьей преданностью, не шедшей ему на пользу, чуть шире раскрыла глаза, но ничего не сказала. Однако она много думала о предстоящей ей перемене и, когда рядом никого не было, на глаза ей то и дело навертывались слезы; заслышав его шаги, она поспешно утирала их следы и шла ему навстречу с улыбкой.
И вот, ее робость и нервность, дома служившие лишь постоянной мишенью для шуток, стали при новых обстоятельствах жизни серьезно досаждать мужчине. Женщина, которая казалась неспособной подавить вопль, стоило ей, обернувшись, увидеть в полумраке пару пронзительных глаз, выглядывающих на нее из сумрачного лица; которая непременно свалится с лошади от страха, услыхав рев дикого зверя в миле от себя; и которая бледнела и немела от ужаса при одном лишь виде змеи, была не слишком-то приятной спутницей для жизни по соседству с индийскими джунглями.
Сам он абсолютно не ведал страха и не мог его понять. Ему это казалось чистой воды аффектацией. У него была путаная идея, общая для мужчин его склада, будто женщины напускают на себя нервозность, считая ее прелестной и идущей им, и что если бы удалось показать им ее глупость, то можно было бы убедить их оставить ее точно так же, как они оставляют семенящую походку и смешливый голосок. От человека, гордившегося, как он, знанием лошадей, можно было, пожалуй, ожидать и более истинного понимания природы нервности, которая является лишь вопросом темперамента. Но этот человек был дурак.
